Николай и Александра

Узнав, что Штюрмер и Протопопов должны быть смещены, императрица отчаялась: «Прости меня, дорогой мой, верь мне, я тебя умоляю, не сменяй Протопопова теперь, он будет на месте, дай ему возможность взять в свои руки продов., и, уверяю тебя, все пойдет на лад… О, милый, ты можешь на меня положиться. Я, может быть, недостаточно умна, но я сильно чувствую, и это часто помогает больше, чем ум. Не меняй никого до нашего свидания, умоляю тебя, давай спокойно обсудим все».

На следующий день Александра Федоровна написала более решительное письмо: «Дорогой мой ангел, не сменяй Прот. Вчера я имела продолжительную беседу с ним – он совершенно здоров, конечно; он тих и спокоен и безусловно предан, что, увы, можно сказать лишь о немногих, и у него дело пойдет на лад. Все уже идет лучше. Не сменяй сейчас никого, иначе Дума вообразит, что это произошло благодаря ей, что ей удалось всех выставить. Душка, помни, что дело не в Протоп. или в x, y, z

. Это вопрос о монархии и твоем престиже, которые не должны быть поколеблены во время сессии Думы. Не думай, что на этом одном кончится: они по одному удалят всех тех, кто тебе предан, а затем и нас самих. Помни – „царь правит, а не Дума“. Прости, что снова пишу об этом, но я борюсь за твое царствование и за будущее Бэби».

Два дня спустя императрица, как и обещала, приехала в царскую Ставку. Уединившись с государем, она стала уговаривать его не смещать Протопопова. И добилась своего. Тем не менее размолвка между супругами оставила свой след. В письме императрице, отправленном Николаем II ей вслед, чувствуется напряженность. По существу, это единственное свидетельство серьезных разногласий между супругами. «Да, эти дни, проведенные вместе, были тяжелы, – но только благодаря тебе я их перенес более или менее спокойно. Ты такая сильная и выносливая – восхищаюсь тобой более, чем могу выразить. Прости, если я был не в духе или несдержан, – иногда настроение должно прорваться! – писал Николай Александрович. – Но теперь я твердо верю, что самое тяжелое позади и что не будет уж так трудно, как раньше. А затем я намереваюсь стать резким и ядовитым… Спи спокойно и сладко».

Расставшись с мужем, Александра Федоровна не смогла скрыть удовлетворения от одержанной ею победы. В течение нескольких дней с ее уст лились потоком слова похвалы и радости: «Я глубоко убеждена, что близятся великие и прекрасные дни твоего царствования и существования России… Мы должны передать Бэби крепкое государство и ради него не смеем быть слабыми, иначе у него будет еще более трудное царствование, так как придется исправлять наши ошибки и крепче натягивать вожжи. Тебе приходится расплачиваться за ошибки твоих предшественников, и Бог знает, какие испытания выпадут на твою долю. Пусть наше наследство будет для Алексея легче. У него есть своя сильная воля и ум, не позволяй, чтобы все ускользало у тебя из рук, иначе ему придется все создавать сначала. Будь тверд, покажи твою властную руку, вот что надо русским… Они сами просят об этом – сколь многие недавно говорили мне: „Нам нужен кнут!“ Это странно, но такова славянская натура – величайшая твердость, жестокость даже и – горячая любовь. Как бы мне хотелось влить в твои жилы свою волю… Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом I – круши их всех – и не смейся, несносный мальчишка!»

К такого рода призывам государь относился спокойно. Он полушутливо отвечал: «Дорогая! Премного благодарен за взбучку, которую ты мне устроила. Письмо твое я прочитал с улыбкой, ты разговариваешь со мною будто с ребенком… Твой „бедный, слабовольный“ муженек Ники». Трепов остался в проигрыше. Не сумев свалить Протопопова, он решил уйти в отставку. Однако император, подогретый письмом супруги, не принял отставки и пожурил его: «Александр Федорович, приказываю Вам продолжать выполнять Ваши обязанности с коллегами, которых я счел для Вас подходящими». Отчаявшийся Трепов прибегнул к последнему средству. Своего зятя, А. А. Мосолова, он послал к Распутину, чтобы предложить тому крупную взятку. По словам Мосолова, старцу было обещано «житье в Петербурге с оплатой его расходов на квартиру и содержание домашнего хозяйства, с той охраной, которая ему нужна для его личной безопасности, и 200 тыс. рублей единовременно, если Протопопов будет уволен. За это я [Трепов] требую, чтобы он не вмешивался в назначение министров и высших чинов управления. Относительно духовенства, если он будет на этом настаивать, я обещаю в это не вмешиваться». Но уговорить Распутина, и без того обладавшего огромным влиянием и в деньгах не нуждавшегося, Мосолову не удалось.