Николай и Александра

Бьюкенен был озабочен не в меньшей степени, и на следующий день на столе председателя английского военного кабинета лежала срочная радиограмма. В доме № 10 по Даунинг-стрит хозяйничал представитель партии либералов Дэвид Ллойд Джордж. Темпераментный валлиец не питал симпатий к российскому самодержцу. В своей знаменитой речи, произнесенной 15 августа 1915 года по поводу тяжелых потерь, понесенных русской армией, премьер «союзной» державы не без злорадства заявил: «Небо на востоке затянуто тучами, и звезд не видно. Я смотрю на темный горизонт с тревогой, но без страха. Сегодня я могу сказать, что занялась заря надежды. Враг в победоносном наступлении не ведает, что творит. Так пусть он знает, что он освобождает Россию. Гигантские снаряды немцев разрушают оковы, в которых она находится».

Когда царский строй пал, Ллойд Джордж направил Временному правительству поздравительную телеграмму. «С чувством глубочайшего удовлетворения британский народ… узнал, что его великая союзница Россия присоединилась к государствам, управляемым ответственными правительствами… Мы уверены, что революция – это самый большой вклад русского народа в то дело, за которое с августа 1914 года сражаются союзные державы. Она является ярким доказательством того, что война эта, по существу, представляет собой сражение за народное представительство и свободу».

В глубине души Ллойд Джорджу очень не хотелось допустить въезда низложенного монарха и его семьи в Англию. Тем не менее, поскольку просьба о предоставлении им убежища исходила не от самого царя, а от нового правительства союзной России, Ллойд Джордж и его министры решили, что отказать в ней нельзя. Бьюкенен сообщил, что английское правительство готово принять царскую семью при условии, что расходы по ее содержанию будут оплачиваться правительством России.

23 марта британский посол вручил телеграмму Милюкову. Удовлетворенный таким ответом, но встревоженный недавней вылазкой революционной солдатни на броневиках в Царское Село, Милюков заверил посла, что российское правительство готово щедро оплатить содержание императорской семьи. Однако он просил Бьюкенена скрыть тот факт, что просьба о предоставлении убежища исходит от Временного правительства. Если об этом узнает Совдеп, объяснял он, то предприятие обречено на провал. Однако Советам, решившим не выпускать царя из России, все уже было известно. Ведь в Москве Керенский заявил, что сам отвезет царя в Мурманск и посадит его на британский крейсер. 22 марта – в тот самый день, когда государь вернулся из Могилева и был выкопан и сожжен труп Распутина, – на заседании Петроградского совдепа председательствующий хриплым голосом кричал: «Новая Россия должна быть обеспечена от возвращения Романовых на историческую арену. Это значит, что опасные лица должны находиться непосредственно в руках Петросовета». Петроградский совдеп отдал приказ взять под контроль железнодорожные узлы и станции на дорогах из Царского Села и, в случае необходимости, задержать императорский поезд. В то же время было решено вывезти императора из Александровского дворца и содержать его в Трубецком бастионе Петропавловской крепости до дня суда и казни. Тот факт, что решение это не было выполнено, объяснялось, по словам одного большевика, нерешительностью меньшевиков и эсеров.

Судьба императора стала яблоком раздора между Петросоветом и Временным правительством. У пламенных революционеров было недостаточно войск, чтобы ворваться в Александровский дворец и насильно увезти всю царскую семью в крепость. Однако и правительство не обладало полнотой власти в стране, особенно на железнодорожном транспорте, чтобы осуществить перевозку Николая II и его семьи в Мурманск. Существовала опасность, что, если бы поезд оказался в непосредственной близости от Петрограда, чернь задержала бы его и, вытащив царскую семью из вагона, отвезла бы в Петропавловскую крепость, а может, и учинила бы расправу.