В отдельной записке, приложенной к завещанию, император делает распоряжение о некоторых иконах, соединенных с особенными воспоминаниями; назначает членам своего семейства, частным лицам, а также прислуге на память о себе подарки из принадлежавших ему вещей; «просит настоятельно велеть устроить его похороны как можно проще», сократить время траура и выражает желание «быть похороненным за батюшкою у стены, так чтобы осталось место для жены подле меня».
К этому завещательному акту была приложена записка, составленная 3 марта 1845 года:
«29 июля 1844 г. Богу угодно было отозвать к себе любезнейшую дочь нашу, Александру. Смиряясь перед неисповедимой волей, мы не ропща сносим жестокий сей удар. С твердым упованием, что ежели так сбылось по воле Его, то сбылось к лучшему и что ей при Создателе ея отраднее, чем здесь в суетах жизни.
Молим Господа да сохранить других нам милых.
Назначавшийся 11-ю статьею к дележу между трех моих дочерей наличный собственный капитал разделить ныне дочерям моим – Марии и Ольге поровну.
Вещи, предназначавшиеся дочери моей Александре, оставляю сыну Александру к распределению по его усмотрению. Медальон и печать, которые покойная дочь мне подарила на одре смерти, завещаю жене моей, а после ее – сыну Александру.
Портрет дочери Александры, что у меня на столе, – госпиталю, строящемуся в ее память».
Эти завещательные строки могут служить самой лучшей характеристикой почившего как человека. Все распоряжения императора, обнаруживавшие чистоту его души, были в точности исполнены; они словно доказывали, что царь, зарытый в земле, еще жив и не перестает изливать оттуда свои благодеяния на Россию, даже за гробом для него дорогую.
Да, русское общество было потрясено смертью императора, который казался несокрушимым. Людям проницательным и осведомленным ясно было, что это не обычная смерть, а гибель, спровоцированная обстоятельствами.
Факт был несомненный: Николай Павлович умирал от горя, и именно русского горя. Это умирание не имело признаков физической болезни – она пришла только в последнюю минуту, – но умирание происходило в виде несомненного преобладания душевных страданий над его физическим существом… Процесс разрушения шел так быстро, и оттого немедленно после этой почти внезапной кончины по всему городу пошли ходить легенды: одна о том, что Николай I был отравлен доктором Мандтом, и другая – о том, что он сам себя отравил.
Версия самоубийства вызывала доверие у самых разных людей.
Строгий и компетентный историк Н. К. Шильдер, автор биографий Павла I, Александра I и Николая I, допущенный в святая святых государственных архивов, написал на полях публикации, излагавшей официальную версию смерти Николая: «Отравился». Очевидно, у Шильдера были для этого основания.
В 1914 году в журнале «Голос минувшего», который издавали известные историки С. Мельгунов и В. Семевский, был опубликован мемуарный очерк внука директора военно-медицинского департамента и президента Медико-хирургической академии В. В. Пеликана, тоже врача.