Николай I Освободитель

Война затягивалась, однако стороннему наблюдателю было очевидно, что рано или поздно Бонапарт своих противников додавит. Раз уж им не удалось одолеть его в тот момент, когда у немцев было наибольшее преимущество в силах, то теперь, когда ситуация несколько выровнялась, на союзников по пятой коалиции я бы и ломаного гроша не поставил.

С другой стороны, и положение Наполеона тоже было не так чтобы слишком радужным. Так, у него во всю пылала Испания, из которой ради войны в Европе пришлось вывести большую часть самых боеспособных дивизий. Опять же никто не мог дать гарантию, что англичане не попытаются высадить десант еще раз, и следующая попытка вполне могла закончиться достаточно печально для столицы империи, поэтому там тоже приходилось держать какой-никакой гарнизон.

Было очевидно, что в этом году Наполеон коалиционеров добить уже не успеет, и война продолжится уже после прихода весеннего тепла, что давало надежду на выигрыш лишнего времени для подготовки уже к собственной войне.

— Так, все фигня! — Я с грохотом отбросил «ручку», та прыгнула по столу, оставив на девственно чистом листе бумаги неаккуратную кляксу. — Я так больше не могу! Надо менять концепцию работы иначе я через пару лет свихнусь!

Работа над зачатками переселенческой программы высасывала из меня все силы, оставляя для остальных проектов буквально крохи времени. Чем ближе подходило время «Ч», когда первые переселенцы отправятся к новому месту жительства, тем больше вылезало проблем. Начиная от нехватки водного транспорта и заканчивая разборками с местными чиновникам, которые совершенно не желали оторвать задницу от стула и сделать хоть что-то полезное. На решение кучи мелких неурядиц тратилось огромное количество времени — Господи, полцарства за хотя бы телеграф — ведь скорость прохождения информации в этом времени равнялась скорости скачущего курьера. То есть была откровенно невысокой.

В кабинет заглянула голова Бенкендорфа.

— Николай Павлович, все нормально?

— Да, это я сам с собой ругаюсь, — выдавив кое-как улыбку, ответил я. — Не обращайте внимание Александр Христофорович.

Бенкендорф оказался просто незаменимым сотрудником. И дело не только и не столько в его деятельности на ниве тайных операций, благо работы по этому профилю у него пока что было не так чтобы очень много. А вот в роли начальника моего секретариата, должность которого он занял буквально явочным порядком, этот обрусевший остзеец оказался просто незаменим. Он тут же построил работающих до этого не шатко ни валко секретарей, переписчиков и делопроизводителей, навел настоящий военный порядок и изрядно облегчил мне тем самым жизнь и работу.

— Может чаю? — Произнесла голова Бенкендорфа, — одиннадцать часов уже.

— От чая, пожалуй, что и не откажусь, Александр Христофорович, — кивнул я. — И чего-то сладкого там сообразите, пожалуйста.

— Сделаю, сию секунду.

Голова помощника вновь исчезла за дверь, оставив меня в одиночестве.

— Надо попробовать зайти с другой стороны, — пробормотал я еще раз окинув взглядом бумажные горы, сгрудившиеся у меня на столе. — Как с шоколадом. Найти людей, которые уже работают в правильном направлении, но им не хватает средств и связей и скооперироваться с ними.

Поразившись, что такая простая мысль пришла мне только сейчас, я тут же схватил лист бумаги, карандаш и начал прикидывать, как это лучше организовать. Больше всего мне нравилась моя «шоколадная модель», где, вложив деньги и идею, к непосредственному управлению я вообще практически не притрагивался, лишь участвуя в ежемесячных собраниях участников товарищества. На таких условиях я был готов войти в любое адекватное дело.

Итогом моих полуночных бдений стало появление во всех хоть сколько-нибудь значимых газетах и журналах империи объявлений о начале работы «приемной для новаторов и изобретателей», куда оные могут отправлять свои прожекты на экспертизу и, в случае позитивного решения, получить поддержку в виде финансирования и облегчения различного рода бюрократических препон.

В тот момент я еще не понимал, какой ящик Пандоры открываю. Уже через неделю ко мне на почтовый адрес — благо я догадался указать не Зимний дворец, а свой рабочий, относящийся к МВД по линии переселенчества — начали приходить письма. Сначала десятки, потом сотни, тысячи, десятки тысяч.

Нет, я, конечно, знал, что в эти времена люди пишут много писем. Я и сам не брезговал этим делом, тем более и что и по коммерческим делам, и по государственным общался уже с достаточно приличным кругом людей, однако то, что писем будет столько, я не предполагал даже близко.

Пришлось нанимать целый дополнительный отдел — Бенкендорф как истинный бюрократ в душе от увеличения штата подчиненных ходил довольный как объевшийся сметаной кот — из пяти человек, чтобы те читали письма и сортировали их, отбрасывая в сторону совсем уж лютый бред.