Николай предвидел возможность столкновения с турко-англо-французской коалицией ещё в 1833— 1834 годах. Уже тогда в переписке с Паскевичем он изложил свой прогноз на ход будущей войны: «Что они могут нам сделать? Много — сжечь Кронштадт, но не даром… Разве забыли, с чем пришёл и с чем ушёл Наполеон? Разорением торговли? — Но за то и они потеряют… В Чёрном море и того смешнее; положим, что турки от страху, глупости или измены их впустят, они явятся пред Одессой, сожгут её, — пред Севастополем, положим, что истребят его, но куда они денутся, ежели в 29 дней марша наши войска займут Босфор и Дарданеллы!»[483]
Итак, сценарий войны был ясен Николаю ещё в 1830-е годы: Россия будет обороняться в Крыму, держать крупные силы на Балтике и повторит стремительный марш Дибича на Константинополь 1829 года. Правда, к весне 1854-го прежние планы пришлось пересматривать. Дмитрий Милютин, состоявший в то время при военном министре, а в будущем сам военный министр, запомнил огромные почтовые листы большого формата, испещрённые карандашными заметками императора — фактически инструкциями командующим.
Николаю важно было думать не только о наступлении, но и об обороне огромного периметра имперских границ. После 1 марта 1854 года, когда пришёл английский ультиматум, фактически означавший объявление войны (формально война была объявлена 16 марта), государю пришлось отправиться укреплять свои балтийские твердыни: Свеаборг, Выборг. Ещё была надежда на идущую в Вене дипломатическую игру графа Орлова. Но именно из Вены пришло самое неприятное известие: Австрия забеспокоилась, как бы русские не начали подстрекать к смуте балканских славян: русская армия уже переправилась за Дунай и снова дошла до Траянова вала.
Николая упрашивали согласиться оставить Дунайские княжества — вот уже и прусский кабинет присоединяется к просьбе австрийского с «дружеским увещеванием». Наконец 8 апреля (когда флот союзников уже появился на Балтике, а также и приготовился к бомбардировке Одессы) Пруссия и Австрия заключили военный договор. Они согласились вступить в войну против России в случае отторжения ею от Турции Дунайских княжеств и продолжения наступления русских войск за Дунаем. Вскоре к договору присоединился почти весь Германский союз.
Николай был потрясён — потенциальные союзники вдруг заняли позицию враждебного нейтралитета. Особенно возмутило императора вероломство Австрии: её войска нависли над Дунайскими княжествами в готовности начать боевые действия. Николай с горечью объявил австрийскому послу, что наибольшими глупцами в истории были, по его мнению, польский король Ян Собесский и он сам, поскольку оба имели несчастье спасти династию Габсбургов[484].
В конце апреля императорская семья как обычно перебралась в Петергоф. Однако «всё общество петергофское было в невесёлом расположении духа», — вспоминает очевидец. С верхнего этажа «Александрии», как раз из «морского кабинета» Николая, теперь открывался не только романтический вид на Финский залив, но и неприятный вид на англо-французский флот, остановившийся перед русскими минными заграждениями. По сохранившемуся устному рассказу, кожаный диван в кабинете Николая хранил с тех пор заметные царапины — это Николай, пока никто его не видел (как заметила прислуга), в отчаянии царапал ногтями обивку дивана.
Вся надежда Николая была на быстрое и успешное наступление за Дунаем — по давнему примеру Дибича. Спасителем ситуации должен был, по традиции, стать Паскевич (теперь уже семидесятилетний). Николай назначил его командовать войсками на южном и западном театрах военных действий. Но и Паскевич медлил, поскольку боялся как неожиданного удара австрийцев, так и высадки «англо-французского» десанта. Он тянул время, стремился убедить государя вывести войска с оккупированной территории, просить мира и сосредоточиться для обороны границ. Но Николай отреагировал так: «Постыдно бросить всё даром и без причин, и воротиться со стыдом… больно и писать подобное».
Паскевич принялся выполнять наступательный план. 4 мая начал осаду дунайской крепости Силистрия, но с оглядкой, готовя на всякий случай возможное отступление. Штурм крепости оказался неудачным, в бою погиб полковник Андрей Карамзин, сын историографа, лишился глаза сын графа Алексея Орлова.
Союзники начали высадку войск около Варны — теперь намеченный бросок к Константинополю означал столкновение с англо-французскими войсками. Пришли сведения о том, что к 1 июля будет готова к наступлению и австрийская армия. Николай ещё надеялся успеть с наступлением до этого срока, но военные теоретики присылали неутешительные результаты анализа возможных активных стратегических планов: известный эксперт, барон Жомини, находил их все «неутешительными и опасными». Практика подтверждала выводы теоретиков: остановилась Кавказская армия, отошла, бросив осаду Силистрии, армия Дунайская. Получил сильную контузию турецким ядром и покинул войска фельдмаршал Паскевич.