Николай II

Для Николая II, вероятнее всего, все обстояло иначе. Удивительное хладнокровие позволяло царю, простояв церковную службу и приняв доклад министра, на прогулке в дворцовом парке убить кошку, а затем продолжить череду обычных дел. А ведь, согласно русскому поверью, убить кота — семь лет ни в чем удачи не видать. Конечно, право человека — верить или не верить примете, но факт остается фактом — царь убивал ради убийства. То был выход агрессии всегда ровного и спокойного царя; если угодно — охота и отстрелы, в которых участвовал царь, можно понимать как ее своеобразное переориентирование. «Уже древние греки знали понятие катарсиса, очищающей разрядки, — писал выдающийся австрийский ученый К. Лоренц, — а психоаналитики прекрасно знают, какая масса похвальнейших поступков получает стимулы из „сублимированной“ агрессии и приносит добавочную пользу за счет ее уменьшения». Но как бы то ни было, это предположение может служить объяснением, но не оправданием «убийства кошки». Жестоким человеком Николай II не был. Однажды в Крыму в царскую спальню занесло красную куропатку. Найдя ее под кроватью, царь сам выпустил ее в окно. В другой раз он искренне пожалел «бедного лося», напоровшегося на решетку у Петербургского шоссе и «убившегося». Но одно дело — специальное выслеживание дикого зверя или прогулка «со своим ружьецом», предпринятая с целью кого-нибудь подстрелить (ворону ли, кошку — неважно), а другое — случайность. Полагаю, что корни «сентиментального» отношения к куропатке и лосю заключаются именно в этом.

Описывая привычки царя, официальный биограф ничего не написал о пристрастии Николая II к курению. Странным это обстоятельство признать конечно же нельзя. В XIX веке курение не считалось чем-то дурным, более того — вредным. Курили тогда многие. Царь впервые узнал вкус табака в двадцать один год. «Не выдержал и начал курить, уверив себя, что это позволительно…» — записал он в дневнике в 1889 году. И в дальнейшем, уже будучи самодержавным владыкой, он не мог скрыть радости, получая «табачные подношения». «В 2¹/₂ч. принял посланного от Султана Ариф-Пашу, — отмечал он в дневнике, — он привез серебряный столик с предметами для курения и целый шкапчик с папиросами. Табак самый практичный и приятный подарок, по-моему!» Когда началась Великая война, император шутил, что успел к ней подготовиться. «Новый запас табака был мне привезен в Крым от Султана незадолго до начала войны, — говорил он, — и, таким образом, я оказался в этом отношении в довольно благоприятных условиях». Курил он папиросы, не переносил (как и супруга) запаха сигар. Единственным человеком, который в присутствии высочайших особ мог курить сигары, был престарелый Г. И. Гирш — лейб-хирург, скончавшийся в 1907 году. Его уважали и любили, считая чуть ли не членом царской семьи (примечательно, что постепенно главный надзор за детьми императора перешел к гофлектрисе Е. А. Шнейдер, приходившейся племянницей Гиршу, — для Александры Федоровны данное обстоятельство имело важное значение). Но дозволенное Г. И. Гиршу было скорее исключением, лишь подтверждавшим общее правило: при Николае II и Александре Федоровне сигар закуривать не полагалось. Со временем при дворе стало традицией курить папиросы; к концу официального обеда сам государь подавал присутствовавшим пример, доставая из портсигара папиросу и вставляя ее в пенковый коленчатого вида мундштук.

В общении последний самодержец старался быть простым и естественным. Насколько это ему удавалось — другой вопрос, но спокойствие редко покидало Николая II. К прислуге царь и его семья старались проявлять максимум внимания, о чем, разумеется, также упоминалось в книге А. Г. Елчанинова. Большинство тех, кто состояли в качестве слуг царя и его семьи, происходили из дворцово-служительского сословия, существовавшего еще при крепостном праве. Они были блюстителями установленных при дворе обычаев и традиций, противодействовать которым не мог никто. Однако это не сказывалось на их политических убеждениях. При выборах в Думу дворцовая прислуга голосовала преимущественно за представителей крайне левых партий. Гордясь своей службой при царе, эти люди жили как бы в параллельных мирах, умудряясь сочетать монархизм и веру в призывы и обещания противников самодержавия. Иногда случались и курьезы. В конце 1902 года, незадолго до переезда в Петербург, царь «захворал болями в ухе». Вызвали специалиста-врача, заставшего Николая II кричащим от боли. Немедленно прописали успокойтельное средство, но «камердинер отказался идти за ним в аптеку и, несмотря на продолжавшиеся крики больного, утверждал, что это дело не его, а какого-то солдата». Понятно, что камердинер — не низшая прислуга, но случай не может не вызывать удивления.