Николай II

Впрочем, жить в Царском Селе царю и его близким оставалось совсем недолго. 28 июля, после завтрака, через графа Бенкендорфа арестанты узнали, что их отправляют не в Крым, «а в один из дальних губернских городов в трех или четырех днях пути на восток!». Однако о месте будущей ссылки царю ничего не сказали; не знал об этом и комендант Е. С. Кобылинский. Приготовления к отъезду велись в строжайшей тайне, поскольку любое сообщение могло привести к непредвиденным осложнениям. А. Ф. Керенский, выславший семью последнего самодержца из Царского Села, в своих воспоминаниях подчеркивал, что именно он предложил Тобольск в качестве нового места жительства Николая II и его семьи. Резиденция губернатора была вполне комфортабельна, а сам город не имел со страной железнодорожной связи. Керенский вспоминал, что для принятия решения об отправке царя с семьей и слугами в Сибирь потребовалось лишь его личное распоряжение, утвержденное Временным правительством. «Ни Совет, ни кто-либо еще об этом не знали».

Тридцать первое июля, понедельник, стал последним днем пребывания семьи Николая II в Царском Селе. Накануне отметили тринадцатилетие наследника, ходили к обедне и к молебну, прикладывались к иконе Знаменской Божьей Матери, специально по этому случаю принесенной в Александровский дворец. Затем, как обычно, работали в парке: рубили и распиливали деревья. Уложили к отъезду все вещи, только на стенах остались картины. Утром, в ожидании долгого путешествия, вновь работали в парке. Время отъезда постоянно откладывалось. Неожиданно приехал Керенский, привезший с собой брата царя — для прощания. Разговаривать было трудно, тем более что революционный премьер присутствовал на встрече. Повидать племянников Михаилу Александровичу не разрешили. Братья крепко обнялись и расстались — уже навсегда. Керенский сидел в комнате рядом с царским кабинетом, ожидая сообщения о прибытии поезда. Время шло, железнодорожники колебались, думая, подавать или не подавать состав. Юный наследник устал, ему хотелось спать. Нервничали слуги, отъезжавшие вместе с семьей. Только после пяти часов утра Керенский объявил, что можно ехать. Подали автомобили. В сопровождении охраны все тронулись к Александровской станции. У поезда проверили списки отъезжавших. В шесть часов десять минут утра 1 августа Николай II навсегда покинул Царское Село.

Подданные бывшей империи узнали о случившемся на следующий день. С правительственным сообщением перед представителями комитета журналистов выступил заместитель председателя Совета министров Н. В. Некрасов. О новом местопребывании царя не говорили, но обещали проинформировать «своевременно». Некрасов рассказал, что вопрос о переводе Николая II из Царского Села был поднят еще в середине июля по военно-политическим соображениям и рассматривался на секретном заседании правительства. Советы рабочих и солдатских депутатов в принятии этого решения никакого участия не принимали. Уже 2 августа читающая публика могла ознакомиться и с подробностями отъезда царя, и даже со слухами о том, куда он отправлен. Одни говорили, что теперь семья будет жить в Ипатьевском монастыре Костромской губернии, другие — что ее перевезут в Архангельскую губернию. Опять слухи! Они постоянно сопровождали венценосцев. Но не всё из сообщаемого прессой оказывалось уткой. Журналисты правильно описали царский поезд, в котором были вагон-буфет, три международных спальных вагона и вагоны третьего класса, прицепленные «спереди и сзади царских». В этих вагонах поместился конвой. Правда, не сообщалось о том, что был и еще один поезд, который вез часть прислуги и солдат, которые должны были в Сибири охранять царя. Не сообщалось и о том, что поезда следовали под японским флагом.

Ссылку царя тогда же оценили и члены дома Романовых. Не все они поддержали решение Временного правительства, убеждавшего россиян, что это сделано для «сохранности» царской семьи. «Теперь проснутся все реакционные силы и сделают из него (Николая II. — С. Ф.) мученика, — полагал великий князь Сергей Михайлович. — На этой почве может произойти много беспорядков. Правительство, по-видимому, не учитывает последствий этого шага. Кроме того, и сохранность их теперь более не обеспечена. Большевики легко могут завладеть чернью и солдатами Тобольска, и тогда — конец». Великий князь, информированный лучше, чем большинство россиян, как в воду глядел: его предсказание сбылось — большевики завладели «чернью и солдатами». Но Керенский думал иначе, а его слово тогда значило неизмеримо больше, чем мнение представителя свергнутой династии. «Музыка революции» звучала все сильнее, заглушая здравый смысл и предостережения «бывших». Под эту «музыку», собственно говоря, и развивалась драма, завершившаяся в Екатеринбурге менее чем через год.