Читаем Николай II полностью

«Именно после Сарова, — писал генерал А. А. Мосолов, — все чаще в нередких разговорах слышалось из уст государя слово „царь“ и непосредственно за ним „народ“. Средостение император ощущал, но в душе отрицал его. Взгляд на подданных как на подрастающих юношей все больше укоренялся в Его Величестве». Слово «средостение» — одно из самых важных в политическом словаре последнего самодержца. С первых лет правления он хотел знать правду — о стране, о ее проблемах, о том, чем живет его народ. Но как узнать правду? Вопрос, не имевший прямого и ясного ответа. Император видел, что во всем доверять бюрократии нельзя, она имеет собственные интересы, не всегда совпадающие с интересами страны и ее правителя. Но нельзя, по его представлению, доверять и интеллигенции, то есть людям, не имеющим власти, но стремящимся ее получить. Для интеллигенции прямой исход — революция. Интеллигенция и бюрократия — это две силы, построившие вокруг царя стену, препятствовавшую ему обратиться непосредственно к своему народу, сказать ему о своей любви — как равный равному. Интеллигенция и бюрократия — это и есть средостение. Было очевидно, что игнорировать его невозможно. Но любая возможность преодолеть использовалась. Такой возможностью, быть может наивной, но искренней, и стал Саров.

Именно в Сарове царь получил возможность поверить в любовь «простого народа» к царю, найти ответ Л. Н. Толстому, еще в начале 1902 года писавшему ему о том, что самодержавие — отжившая форма правления. «Вас, вероятно, приводит в заблуждение о любви [так!] народной к самодержавию и его представителю — царю то, что везде, при встречах Вас в Москве и других городах толпы народа с криками „ура“ бегут за Вами, — писал Николаю II яснополянский мудрец. — Не верьте тому, чтобы это было выражением преданности Вам, — это толпа любопытных, которая побежит точно так же за всяким непривычным зрелищем. Часто же эти люди, которых Вы принимаете за выразителей народной любви к Вам, суть не что иное, как полицией собранная и подстроенная толпа, долженствующая изображать преданный Вам народ». Толстой предлагал царю «походить» во время царского проезда по линии расставленных позади войск вдоль железной дороги крестьян, чтобы услышать несогласные с любовью к самодержавию и его представителю речи. Поездка в Саров, собственно говоря, и стала для Николая II уникальной возможностью увидеть «свой народ», не подстроенный и не подобранный чиновниками и полицией. Он получил возможность оценить искренность тех приветственных криков, которыми никто специально не дирижировал. «Сермяжная Русь» пришла тогда на встречу со своим «отцом».

Николай II в первый, как мне представляется, раз мог воочию наблюдать абсолютно преданную себе многотысячную армию монархически настроенных православных простолюдинов. Писатель В. Г. Короленко, присутствовавший на торжествах, заметил, что «толпа была настроена фанатично и с особой преданностью царю». По его убеждению, разговаривать о разъяснениях митрополита Антония по поводу сохранности мощей «можно было с большой осторожностью и не со всяким, а иначе можно было нажить большие неприятности». Тогда же, в июле 1903 года, А. А. Киреев констатировал, что, «конечно, все эти торжества возбудили религиозное чувство масс, но немало и суеверий». Впрочем, победоносцевское ведомство православного исповедания никогда и не обращало внимания на разделение «веры» и «суеверия» («народ чует душой», сказал однажды обер-прокурор).

Показательно отношение к Серафиму Саровскому богоискательски настроенной русской интеллигенции. Уже упоминавшийся выше Д. С. Мережковский полагал, что в лице святого Серафима «мы узнаем почти наше лицо, может быть, самое родное, самое русское из русских, но во всяком случае, не менее, чем лицо Пушкина, Гоголя, Достоевского, Л. Толстого». Для Мережковского, однако, было важно через святого Серафима понять взаимосвязь и взаимозависимость православия и самодержавия, но эту дилемму он смог только обозначить: «Христианство и свобода — вода и огонь: если огонь сильнее, то от воды остается лишь теплый пар — церковная реформация; если вода сильнее, то от огня остается лишь мокрый пепел — политическая реставрация. Для Серафима конец самодержавия есть конец православия, а конец православия — конец мира, пришествие Антихриста». Безусловно, что и Николай II православие видел в неразрывной связи с самодержавием, его властью, полученной по наследству, — то есть благодаря Божьему Промыслу. Свободу по Мережковскому он не мог принять, как не мог представить закономерность указанного писателем противопоставления. Но в одном и Николай II, и Д. С. Мережковский сходились: и для того, и для другого Серафим Саровский был величайшим русским святым. Точно так же воспринял его и русский православный мир.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука