Свердлов предлагает иметь про запас и третий вариант если все это не получится – Яковлев перевезет Семью в Екатеринбург. Но бывший боевик уверен в себе: во всех прежних опаснейших своих приключениях он всегда побеждал. Победит и на этот раз: Царская Семья будет в Москве
В распоряжение Яковлева выделяются два телеграфиста – он должен держать непрерывную связь с Москвой и Свердловым. Телеграммы будут идти на условном языке «груз», «багаж» – обозначают Царскую Семью, «старый маршрут» – путь в Москву, «новый маршрут» – в Уфу и, наконец, «первый маршрут» – путь в Екатеринбург.
Получив задание, Яковлев немедленно выезжает в Уфу набирать отряд. Уфа – родина, здесь старые друзья. Местная ЧК формирует для него отряд из надежных людей. В большинстве это бывшие боевики, сподвижники по захвату золота в Миассе. «Миасские разбойники» – как нежно зовет их Яковлев.
В Уфу Яковлев вызывает руководителя екатеринбургских большевиков, военного комиссара Филиппа Голощекина.
Предъявив мандат, Яковлев требует у Голощекина письменного распоряжения, подчиняющего ему всех тобольских екатеринбуржцев: главу Тобольского Совета Павла Хохрякова, Авдеева и других. Что ж, Голощекин готов дать ему такую бумагу, но сначала он требует у Яковлева раскрыть цель своей миссии – ведь ВЦИК обещал перевезти Царскую Семью в Екатеринбург. Яковлев объясняет Царская Семья и будет доставлена в Екатеринбург. Все как обещал ВЦИК Но об этом пока никто не должен знать. И особенно в Тобольске. Почему такая секретность? И на это у Яковлева есть достоверное объяснение: иначе омский отряд в Тобольске начнет бунтовать и дело может дойти до открытого столкновения. Кроме того, могут взбунтоваться и бойцы старой охраны. У них давняя неприязнь к екатеринбургским большевикам из Тобольского Совета. Вот почему Яковлев просит приказа Голощекина о беспрекословном подчинении екатеринбуржцев.
Голощекин дает ему такое письменное распоряжение.
Все это была Игра. Конечно, у Голощекина, старого друга Свердлова, давно была информация об истинной цели секретной миссии Яковлева. И он хорошо к ней подготовился.
Что же поделывает «шпион», пока Яковлев вместе со своим отрядом направляется в Тобольск?
В середине марта, после того как Хохряков и Авдеев с отрядом вошли в город, он, видимо, возвращается в Пермь. Во всяком случае, 15 марта 1918 года Федор Лукоянов назначается главой Пермской ЧК Но в конце апреля он вновь исчезает из города – «на подавление кулацких мятежей». На самом деле он, видимо, возвращается в Дом Свободы, ибо Голощекин объявляет – решительный момент приближается...
Меж тем в Доме Свободы текла обычная жизнь.
Из дневника: «7 апреля, суббота... В 9 часов была Всенощная. Пел отличный бас».
Как всегда, в эту субботу была Всенощная. В большой зале тускло горел электрический свет и светилась в полутьме икона Спасителя.
Аликс вошла в пустую залу, накрыла аналой своим вышиванием. И ушла. В 8 часов в залу вошел священник и четыре монахини из монастыря. Зажгли свечи... Долгоруков, Татищев, Боткин выстроились слева от аналоя, потом появились фрейлины бывшего двора, многочисленные «люди».
Наконец, открылась крохотная дверца в стене: вошла Семья. Запел хор и «отличный бас»: «Слава в Вышних Богу». Семья встала на колени, и все опустились вослед.
Так они встретили наступление любимого дня – 8 апреля – 24-ю годовщину их помолвки. В эту ночь они, как всегда, вспоминали... Брат Эрни, Вильгельм, Джорджи, Элла... Где они сейчас? Бабка королева Виктория давно в могиле... И все-таки это было. Был поцелуй в Кобургском замке. И были они, молодой человек и девушка, безумно счастливые. Точнее, счастливые и безумные, ибо «хотя бы ты был, как орел, и поднялся высоко»...
И вот 8 апреля; в этот прекрасный день Николай узнал: ему не разрешалось более носить погоны. И не только ему – «Маленькому» тоже. Погоны – это выла некая связующая нить: он носил погоны с вензелями отца, а его сын носил его вензеля.
Я представляю, с каким нетерпением Матвеев и «шпион» ждали в тот день, когда он уйдет на прогулку. И, видимо, состоялся уже обычный ритуал: Матвеев прогуливался в коридоре, сторожил, а «шпион» вошел в комнату.
На столе, как обычно, все было педантично разложено: карандаши, несколько часов из его коллекции и, наконец, дневник
«Шпион» прочел: «8 апреля. Воскресение. 24 годовщина нашей помолвки! В одиннадцать с половиной была обедница, после нее Кобылинский показал мне телеграмму из Москвы, в которой подтверждается постановление отрядного комитета о снятии мною и Алексеем погон. Поэтому решил: на прогулки их не надевать, а носить только дома. Этого свинства я им не забуду!..»
И «шпион» окончательно понял: царь упрямо записывал в дневнике все. Даже допуская (он не мог не допускать!) возможность чтения дневника врагами. В этом было его презрение к ним.
Видимо, тогда «шпиону» и пришла в голову идея. Но осуществить ее в Тобольске он не успел, ибо уже на следующий день все изменилось.