Николай II

Среди двоюродных братьев царя, озабоченных положением в стране, а также движимых ненавистью к царице, личной злобой и болезненным честолюбием, вызревают планы заговора. Предполагается при удобном случае принудить царя к отречению, а царицу запереть в монастырь и тем самым обезвредить. К счастью, этот план преждевременно выболтан и потому не осуществляется. Мать Николая, Мария Федоровна, которая с начала войны поселилась в Киеве, пытается в письмах воздействовать на сына. Она умоляет его как можно скорее прислушаться к ее советам, помиловать убийц Распутина, которые стремились лишь спасти царя и Россию, и, наконец, навести порядок в политических делах. К Александре она в последние годы относилась весьма скептически. Царица это чувствовала: когда она входила в комнату, где Николай разговаривал с матерью, те умолкали.

Но и материнские уговоры ничуть не помогают.

Наконец, великий князь Александр Михайлович, младший из дядей Николая и его зять (муж его сестры Ксении), решается на серьезный разговор. Разве не с ним Николай дружил с детства, не он обнимал наследника, когда умер царь Александр? Не он ли, Сандро, выручал разумными советами Николая, когда на того внезапно свалилась власть, к которой он не был готов? И вот Сандро приезжает в Царское Село. Он и с Александрой условился о встрече. Та вышла к нему, едва встав с постели, и встретила очень холодно, потому что понимала, о чем он будет говорить. В присутствии Николая Александр начинает увещевать обоих.

Александра (как давняя причина недовольства в адрес государя) должна воздерживаться от вмешательства в политику, а Николаю следует немедленно сформировать новое, приемлемое для Думы правительство. Пока Николай курит одну папиросу за другой, Сандро, косясь на Александру, продолжает: «Твое вмешательство в назначения министров вредит престижу Ники. Я твой друг уже двадцать два года, и как друг должен тебе объяснить, что против твоей политики выступают все слои населения. У тебя такие замечательные дети, почему ты не занимаешься ими и не предоставляешь государственные дела своему мужу?».

На возражения Александры, что самодержец не может уступить всю власть парламенту, Сандро парирует: «Ты в корне ошибаешься, Аликс. Твой муж перестал быть самодержцем 17 октября 1905 года»… В тот день Николай издал манифест о созыве Государственной думы — российского парламента.

Эта попытка спасти режим обречена на провал. В ходе разговора, вращающегося вокруг деятельности царицы в период пребывания Николая в Ставке, князь распаляется: «Подумай, Аликс, тридцать месяцев с тех пор, как царь принял верховное командование и уехал в Ставку, тридцать месяцев я не говорил ни слова о недостойных делах в нашем правительстве, вернее сказать, в твоем правительстве, но сейчас мне ясно, что ты на краю гибели, и твой муж тоже — а что будет с нами? Ты не имеешь права увлекать родственников и всю страну в пропасть!». Тут Николай спокойно прервал излияния Александра и выпроводил его. Вернувшись к себе в Киев, тот завершил свою речь письмом: «…Царь один таким государством, как Россия, править не может… Твои советчики продолжают вести Россию и тебя к верной гибели… Правительство сегодня тот орган, который подготавливает революцию. Народ ее не хочет, но правительство употребляет все возможные меры, чтобы было как можно больше недовольных, и в этом оно преуспевает. Мы присутствуем при небывалом; зрелище: революция сверху, а не снизу».

Царь болезненно реагирует на обвинения против своей жены, ибо считает своим долгом защищать ее. Ему не приходит в голову, что великие князья, министры и дипломаты выражают настроения широких масс. В первую очередь, однако, он придерживается принципа — никаких серьезных изменений государственного строя во время войны; он не хочет показать свою слабость или скомпрометировать себя.

Так что все попытки в этом направлении ничего не дают. Сами члены Думы подталкивают сначала французского, затем английского послов на откровенный разговор с царем. Палеолог и Быокенен аккредитованы лично при царе, обоих он уважает. Они в качестве представителей союзников России в войне заинтересованы в том, чтобы никакие внутренние трения не тормозили механизма военных усилий, тем более, чтобы в это не вмешивались внешние силы.

После бесплодной беседы француза Палеолога, в которой, как отмечалось выше, царь при всей своей учтивости выглядел растерянным и не мог обсуждать ничего конкретного, настала очередь сэра Джорджа Уильяма Бьюкенена. Проведя семь лет в России, этот пожилой джентльмен чувствует себя измученным донельзя. К Бьюкенену с его безупречными манерами, сединой в висках и неизменным моноклем здесь относятся с глубоким почтением, в том числе и царь. Недавно он стал почетным гражданином Москвы и теперь просит Николая об аудиенции.