Николай II

Это предупреждение никоим образом не взволновало Николая, который в силу своего темперамента и отсутствия политического образования никогда не предвидел неизбежных последствий своих поступков. Будучи в мире со своею совестью, он совершенно искренне считал, что родная страна не сможет поставить ему в вину ни одного просчета: ведь он честный человек, усердно корпеет над государственными бумагами, обожает свою жену, как и она – его, ведет у себя во дворце жизнь образцового семьянина – а что еще? Если какие-то ворчуны и упрекают его за ответ земствам, то скоро, как он думал, недоразумение рассеется – ведь в мае 1896 года в Москве состоятся пышные коронационные торжества! А за полгода до этого события прелестная Аликс принесла в семью большущую радость – 3 ноября 1895 года она благополучно разрешилась от бремени дочкой, которую нарекли Ольгой. В день прибавления в семействе Николай в восторге запишет: «Вечно памятный для меня день, в течение которого я много, много выстрадал! Еще в час ночи у милой Аликс начались боли, которые не давали ей спать. Весь день она пролежала в кровати в сильных мучениях – бедная! Я не мог равнодушно смотреть на нее. Около 2 часов дорогая Мамá приехала из Гатчины; втроем с ней и Эллой находились неотступно при Аликс. В 9 час. ровно услышали детский писк, и все мы вздохнули свободно! Богом посланную дочку при крещении мы назвали Ольгой! Когда все волнения прошли и ужасы кончились, началось просто блаженное состояние при сознании о случившемся! Слава Богу, Аликс перенесла роды хорошо и чувствовала себя вечером бодрою. Поел поздно вечером с Мамá, и когда лег спать, то заснул моментально!»

С началом зимы во дворце впервые со времени смерти Александра III возобновились празднества. На приемах и балах царица Александра Федоровна, дотоле знакомая лишь небольшому числу избранных, оказалась теперь на глазах раболепствующей и злословящей толпы придворных. Суд оных был более чем строгим. Послушать их, и царица не такая красавица, как нам ее расписывают, и манерами она – неисправимая гордячка, держащая всех на расстоянии от себя, отталкивая людей, которых должна бы привлекать к себе. Новая царица вовсе не симпатична, замечает мадам Богданович, а взгляд у нее злой и неискренний. Да и Николай при его невысоком росте, ласковом взгляде голубых глаз, короткой бородке и шелковых усиках не мог импонировать тем, в чьем представлении государь непременно должен был обладать физической мощью и почти сверхчеловеческой моралью. Поднимет ли коронация в глазах народа и двора престиж такого скромного, бледного и благонамеренного монарха? Между тем в канцеляриях и мастерских ускорились приготовления, и беспощадная мадам Богданович фиксирует на бумаге слухи, что коронация Николая II обойдется вдвое больше против одиннадцати миллионов, затраченных на коронование Александра III. (Запись от 4 марта.)

Уже в первых числах мая Москва была готова к церемонии. На пути следования коронационного кортежа воздвигались триумфальные арки, трибуны и эстрады, гигантские мачты для желтых флагов с золотой бахромой, гипсовые бюсты императора и императрицы. Несколько военных моряков, которые только и были сочтены способными на выполнение этих, подобных акробатическим трюкам, высотных работ, украсили кремлевские башни и купола гирляндами электрических ламп, а плотники вырубали топорами деревянных двуглавых орлов, короны и императорские вензели.

6 мая – в день рождения Николая – царствующая чета прибыла в Первопрестольную, остановившись в старом путевом Петровском замке при въезде в город. 9 мая колокола московских «сорока сороков» возвестили о начале торжеств. Огромные людские толпы теснились на пути следования процессии, жаждя лицезреть обожаемого монарха. Салютовали пушки. В голубом небе плыли легкие облачка и кружили стаи обезумевших птиц. Процессия растянулась на несколько верст. Вот выступают казаки Его Величества в красных мундирах, вот – казаки Императорской гвардии, крепко сжимающие в руках пики; пестреют экзотические одеяния подвластных России азиатских народов, делегации которых прибыли на торжества; придворные лакеи в расшитых золотом кафтанах; скороходы со страусовыми перьями на причудливых головных уборах; царские арапы, музыканты, два отряда кавалергардов и конногвардейцев в полном парадном убранстве. Государь восседал на белоснежном скакуне, подкованном по обычаю серебряными подковами; при его приближении толпы взрывались криками «Ура!». На государе – парадный мундир и орден Андрея Первозванного на широкой синей ленте, пересекавшей грудь. Внимая овациям своих подданных, он мог вздохнуть с облегчением: никто не таил на него зла за неуклюжее высказывание в обращении к земским депутациям.