Сегодня как раз обед старшин в Петровском дворце. Гибель тысячей едва ли прибавит им аппетита. Несколько трупов привезли в часть, расположенную на Тверской площади, против дома генерал-губернатора. В Москве, по крайней мере, все просто делается: передавят, побьют и спокойно развозят при дневном свете, по частям. Сколько слез прольется в Москве и в деревнях. 2000 человек – ведь это битва редкая столько жертв уносит. В прошлое царствование ничего подобного не было. Дни коронации стояли серенькие, и царствование было серенькое, спокойное. Дни этой коронации ясные, светлые, жаркие. И царствование будет жаркое, наверное. Кто сгорит в нем и что сгорит?
Вся толпа как будто в воде стояла по самый подбородок, и уровень воды все повышался, грозя затопить ее совсем. Боясь захлебнуться, толпа судорожно трепетала и каждым отдельным человеком и вся вместе тянулась кверху бесчисленным множеством своих лиц. Я увидел перед собою как бы большую площадь, вымощенную человеческими головами и вытянувшимися кверху лицами, влажными от пота и блестевшими как камни плотно утрамбованной и только что политой мостовой.
Государь дал на каждую осиротелую семью по 1000 рублей. Доложить в этом смысле государю посоветовал Воронцову-Дашкову В. С. Кривенко. (…) Многие хотели, чтобы государь не ездил на бал французского посольства. (…) Кривенко советовал это Воронцову-Дашкову. (…) Командир кавалергардов Шипов говорил: «Стоит откладывать бал из-за таких пустяков…»
Трупы лежали головами вместе и были так смяты и обесформлены, что нижние ряды казались плоскими, как бы сплющенными, такими, как сардинки, плотно уложенные в коробки. (…) Вот совсем неописуемая группа: лежит раздавленный человек на спине, а во рту у него сжат зубами высокий каблук сапога другого человека, упавшего ничком впереди его головы… Последний наступил на первого упавшего и каблуком в рот ему попал, предсмертная же судорога сделала изо рта капкан, из которого тот не вырвался. (…) Вот лежит девушка в розовой кофте, с роскошной черной косой, а лица нет. Все оно сбито и сплющено сапогами толпы. (…) Тела лежали сцепившимися, свернувшимися в комок в страшных переплетениях рук, ног, со скрюченными пальцами, истоптанными лицами, разорванными щеками, выпяченными, необыкновенно большими языками.
В день ходынской катастрофы, 18 мая, по церемониалу был назначен бал у французского посла графа (впоследствии – маркиза) Монтебелло. (…) Бал должен был быть весьма роскошным, и, конечно, на балу должен был присутствовать государь император с императрицей. В течение дня мы не знали, будет ли отменен по случаю происшедшей катастрофы этот бал или нет; оказалось, что бал не отменен. Тогда предполагали, что хотя бал будет, но, вероятно, их величества не приедут.
В назначенный час я приехал на этот бал, а вместе со мною приехал Дмитрий Сергеевич Сипягин, главноуправляющий комиссией прошений, будущий министр внутренних дел, и великий князь Сергей Александрович, московский генерал-губернатор. Как только мы встретились, естественно, заговорили об этой катастрофе, причем великий князь нам сказал, что многие советовали государю просить посла отменить бал и во всяком случае не приезжать на этот бал, но что государь с этим мнением совершенно не согласен; по его мнению, эта катастрофа есть величайшее несчастье, но несчастье не должно омрачать праздник коронации. (…)
Через некоторое время приехали государь и императрица; открылся бал, причем первый контрданс государь танцевал с графиней Монтебелло, а государыня с графом Монтебелло. Впрочем, государь вскоре с этого бала удалился.
Государь был скучен, и, видимо, катастрофа произвела на него впечатление. Если бы он был предоставлен самому себе, т. е. если бы он слушал свое сердце, то в отношении этой катастрофы и всех этих празднеств, я уверен, он поступил бы иначе.
Камергеру Дурасову я сегодня напел резких речей, когда он сказал, что напрасно доложили государю о погибших. Их – 1138. Завтра на Ваганьковском кладбище будет устроен морг и там будут разложены трупы для определения фамилий и проч.
Царь явился днем на народное гуляние, когда оно еще не было убрано от тел. Начальство наскоро собирало и запихивало трупы под лавки балаганов и театров гуляния. На них сидел народ. Проходя на места, наступали на торчавшие из-под лавок руки и ноги…