Николай II. Отречение которого не было

Германское военное руководство понимало, что во избежание катастрофы необходима передышка или выход одного из противников из войны. Подходящий момент для этого, по их мнению, наступил после разгрома германскими войсками Румынии и смерти австрийского императора Франца-Иосифа в ноябре 1916 года. Вступивший на престол Австро-Венгрии новый император Карл I начал искать пути мирного выхода из европейской бойни. Такие же поиски активизировала и Германия. Наиболее подходящей стороной для таких переговоров немцы считали Россию. Не только потому, что это был наиболее сильный противник, обладавший неисчислимыми человеческими ресурсами, но и потому, что Россия сама находилась в тяжелом положении и в ней с каждым днем увеличивалась опасность социального взрыва. Летом 1916 года немцы через датского государственного советника Андерсена обратились к русскому царю с предложением о мире. Это была уже не первая их попытка договориться с Россией. Германия предлагала России выйти из войны и даже объединится с нею в борьбе против бывших союзников. При этом, правда, германские предложения носили высокомерный и унизительный для России характер. Ей предлагали отказаться от большей части Польши и Прибалтийских провинций.

Император Николай II отверг все эти предложения, заявив, что предметом обсуждения может быть только общий мир[131]. Уже намного позже фон Людендорф, оправдывая позорную политику Германии в оказании помощи русским революционерам, в разговоре с князем Жеваховым говорил: «Германия желала мира, только мира, того мира, который Россия не хотела давать, считая себя связанной обязательствами с союзниками… А этот мир был нужен нам до зарезу… Германия была на грани катастрофы и не могла продолжать войну. Мы три раза обращались к вашему Царю с мирными предложениями, мы соглашались на самые тяжелые условия, ибо осознавали, что речь уже шла не о выгодах или победах, а о жизни и смерти германской нации, но ваш Царь и слышать не хотел о мире… Тогда мы очутились в положении, когда нельзя было ни рассуждать, ни разбираться в средствах»[132].

Однако эти заявления не выдерживают никакой критики. Во-первых, ни о каких «тяжелых условиях» в немецких предложениях речи не шло. Надо хорошо знать характер Вильгельма II, его гордыню и ненасытную алчность германской буржуазии, чтобы поверить в то, что они были готовы отказаться от богатой добычи, для обладания которой было затрачено столько усилий и принесено столько жертв. Действительно, прижатая к стене Германия предлагала России в обмен на заключение с ней сепаратного мира и объединения против Антанты обладание Константинополем и проливами. Но к тому времени это обладание было уже гарантировано России союзниками, и менять союзнические гарантии, подтвержденные обязательствами и договорами, на расплывчатые германские обещания не имело никакого смысла. Во-вторых, Германия никогда «не разбиралась в средствах». Ее предложения России могли быть, и, кстати, скорее всего были, хорошо спланированной провокацией, призванной расколоть Антанту и вывести из участия одного из главных противников.

Таким образом, сепаратный мир с Германией, за который так ратовали некоторые российские круги и отказ от которого до сих пор ставят в вину Николаю II, ничего не давал России, кроме позора и лишений. Все принесенные жертвы оказались бы напрасными, а вся пропагандистская антигерманская риторика военных лет скомпрометированной. Подобный поворот мог бы вызвать такие потрясения, что в России могла бы вспыхнуть настоящая революция и гражданская война, и виновником этих бедствий был бы император. Поэтому утверждения, что сепаратный мир мог бы спасти Россию от революции, также является весьма сомнительными. Не говоря уже о том, что всякое двурушничество было противно натуре Николая II.