Николай II (Том II)

Лицо Государя сразу почернело, тяжкий груз ответственности за готовность армии к отражению противника вновь навалился на него. В юности отец потребовал у него пройти курс Академии Генерального штаба. Он сделал это с удовольствием, хотя об этом особенно и не распространялись тогда, но теперь он понимал сложность момента, переживаемого страной и армией, гораздо лучше, чем многие его военачальники.

Аликс мгновенно заметила перемену, которую произвело сообщение французского телеграфного агентства в настроении её Ники. Она отреагировала, ещё не читая текста:

– Что я тебе говорила! Он обязательно обманет! Вили иначе не может!..

Николай сидел потрясённый.

– Разве он не мог предотвратить этого позора Австрии?! – прошептал он огорчённо.

42

Ликование распирало грудь великого Кайзера Германской империи. Всё шло по намеченному им плану: «медлительный блестящий секундант» – Австрия сдвинулась наконец под германским давлением и не только предъявила невыполнимый ультиматум, но и объявила войну Сербии, Англия постоянно давала понять, что в войну не вступит, а лягушатники французы так перепугались его жёсткого тона, что отвели на десять километров от границы с Германией свои части прикрытия и тем самым открыли германской армии важнейшие проходы в Вогезских горах, которые вели в военно-промышленный район Бриэй. Что касается самого опасного врага – России, то избранная им стратегия – двусмысленными телеграммами Николаю оттянуть как можно надольше всеобщую мобилизацию русской армии, – приносила великолепные плоды. Судя по ответным телеграммам кузена, он полностью доверился ему, Кайзеру, и теперь продолжает пацифистски выпрашивать мира и спокойствия.

«Вот и новая, утренняя телеграмма из Петербурга показывает, как глуп и доверчив кузен Ники… – размышлял Вильгельм, сидя в удобном плетёном кресле на террасе Нового дворца в Потсдаме. Кайзер любовался тенистым парком, откуда веяло утренней прохладой. В Бранденбурге и Берлине наступили «собачьи дни» – пришла душная и влажная жара, которая проникала даже в затенённые внутренние помещения дворца. Прохлада, льющаяся из парка, сохранялась только до полудня, а затем буквально выжигалась палящим солнцем. Мысли императора текли ещё неторопливо, хотя все эти дни он ощущал себя взведённой пружиной, которая вот-вот обрушит свою энергию на капсюль заряда самого мощного орудия в мире – германской армии. – Русский царь, видимо, всё ещё надеется на то, что войну можно остановить заклинаниями о дружбе. Но тевтонский меч поднят, и он будет разить врагов до тех пор, пока они не запросят пощады и не поползут к ногам германского колосса, чтобы лизать его сапоги, вымаливая себе жизнь!..»

Вильгельм взял ещё раз в правую руку листок и с усмешкой на узких губах под воинственными стрелками усов, вытянутых вверх искусным парикмахером ровно на 75 градусов от линии рта, прочёл ещё раз телеграмму с подписью: «Ники»:

«Я благодарю Тебя за Твою примирительную и дружескую телеграмму, поскольку сообщение Твоего посла Моему министру иностранных дел было в совершенно ином тоне. Пожалуйста, рассей эти сомнения. Австро-сербская проблема должна быть рассмотрена на Гаагской конференции. Я полагаюсь на Твою мудрость и дружбу».

Адъютант Кайзера граф Хилиус застыл рядом с креслом своего патрона в позе статуи, которую можно было бы назвать «Изысканное почтение». Кайзер, не глядя, протянул руку с телеграммой в сторону, и адъютант не дал упасть листку на землю, подхватив его на лету.

– Опять этот коронованный пацифист бубнит про свою Гаагу!.. – издевательски проворчал Вильгельм.

– Ваше величество! – льстиво изогнул в поклоне свой гибкий позвоночник адъютант. – Он не знает оценку, которую дало ваше величество его пацифистским идеям о сохранении вечного мира через международный инструментарий в Гааге…

Вильгельм с удовольствием вскинул брови на графа. Он очень любил, когда его окружение вспоминало его гениальные высказывания по разным вопросам и к месту приводило их. «Ну же, ну!» – красноречиво вопрошали глаза Кайзера. Адъютант, словно стихотворение, процитировал своего императора:

– «Чтобы он – Николай – не оскандалился перед Европой, я соглашусь на эту глупость. Но в своей практике я и впредь буду полагаться и рассчитывать только на Бога и на свой острый меч!»

Вильгельм самодовольно откинулся на спинку кресла, но его внимание привлёк какой-то конверт, лежавший под телеграммой.

– Что это? – грозно спросил он Хилиуса. – Письмо? Почему не доложили?!.

– Ваше величество, это – открытка, только что присланная издательством Вебера в Лейпциге… Если вы соизволите, то завтра миллионы таких открыток поступят во все почтамты Германии…

– Откройте конверт! – приказал Кайзер. Из-за больной и ссохшейся левой руки он терпеть не мог сам открывать конверты или делать что-то, что требовало её участия.