Николай II (Том II)

– Это вы помешали нашей антидинастической акции, натравив революционеров на винный склад?! – срывающимся писклявым голосом заорал на Петра агитатор. – Застрелю!..

Он пытался вытащить из-за пазухи большой маузер. Ребром ладони, привыкшей держать шашку, Пётр мгновенно рубанул его по шее. Студент упал как подкошенный. Полковник наклонился, вынул из его руки маузер, поставил пистолет на предохранитель и осмотрел грозное оружие.

«Вот странно, – подумал он, – пистолет совсем новый, немецкого производства, и даже фабричная смазка сохранилась в пазах… Откуда их революционеры получают?!» Бросать такую дорогую вещь было жалко. Оставлять хилому юнцу агитатору – опасно. Пётр сунул его в свой бездонный карман. Оглянувшись вокруг и не заметив более ничего подозрительного, он направился в сторону Александровского парка…

Днём служащие дворца принесли обер-гофмаршалу графу Бенкендорфу слух о том, что большой отряд революционеров на дюжине грузовых моторов двигался по шоссе из Петрограда в сторону царской резиденции. Однако свершилось чудо, и толпа повернула грабить винный склад.

Но опасность нового наступления отрядов бунтовщиков оставалась. К тому же Родзянко телефонировал гофмаршалу своё требование о том, чтобы Государыня и Ея Дети срочно выехали из Александровского дворца. Родзянко надеялся, что об этом паническом призыве узнает Император и это тоже подтолкнёт его к отречению.

Шестидесятичетырёхлетний генерал от кавалерии, ещё крепкий и энергичный, граф Бенкендорф был глубоко предан Царской Семье. Государь верил ему и, отъезжая на Ставку 22 февраля, оставил его во главе всех дворцовых служб, в том числе и охранных. Бенкендорф хорошо знал твёрдый характер Александры Фёдоровны и даже не передал ей требование Председателя Думы.

Теперь, когда неподалёку от Александровского парка загремели выстрелы, обер-гофмаршал понял, что пришёл момент оправдать доверие Императора. Он поднялся в личные покои Царской Семьи во дворце, нашёл в комнате у больного Алексея Государыню, вызвал её в коридор. Здесь он сообщил ей и о телефонном разговоре с Родзянкой, и о возможном нашествии революционных отрядов. Бенкендорф испрашивал разрешения отдать боевой приказ частям, охраняющим дворец. Как он и ожидал, Александра Фёдоровна проявила твёрдость и волю. Она полностью одобрила принимаемые обергофмаршалом меры и велела передать Родзянке, что по причине состояния здоровья детей, особенно Наследника Цесаревича, отъезд Семьи полностью исключается.

Бенкендорф, вдохновлённый храбрым и непреклонным видом Императрицы, отдал приказ своим частям занять оборону вокруг дворца, а команду над ними передал генералу Ресину. Силы в его распоряжении были не малые. Батальон Гвардейского экипажа, выведенный недавно с фронта на станцию Александровская, два батальона Сводного конвойного полка, два эскадрона лейб-казаков, рота железнодорожного полка и батарея полевых пушек плотно встали по внутреннему периметру Александровского парка. По внешнему периметру были выдвинуты усиленные караулы, а в город пошли небольшие группы разведчиков под командованием обер-офицеров. Мела метель, солдаты разожгли в парке костры, чтобы греться возле них. Пришли полевые кухни с горячей едой.

Александра Фёдоровна мучилась особенно от того, что не было никаких вестей от Николая. Даже Лили Ден, очень сблизившаяся с Александрой за последние трудные недели и заменившая ей в чём-то больную Аню, но не переехавшая ещё на жительство в гостевой флигель Александровского дворца, прибыла сегодня на наёмном моторе из столицы и привезла всю палитру слухов. Но никто и в Петрограде не знал, где находится сейчас Ники.

Аликс всплакнула вместе с Лили, узнав, что толпа разгромила и сожгла дом графа Фредерикса на Почтамтской улице, а старую и тяжело больную графиню удалось вынести и приютить у кого-то из знакомых. Но потом Государыня взяла себя в руки. Её охватила жажда действовать, противостоять той страшной чёрной силе, волны которой бушевали в Петрограде и грозили затопить их остров спокойствия в Царском Селе. Она решила подкрепить дух своих матросов и солдат.

Стемнело, лёгкая метель закручивала снега над сугробами. Во дворце ещё горело электричество, и квадраты жёлтых окон ложились на бело-синие сугробы. На равных расстояниях друг от друга вдоль ограды парка тревожно горели костры, как всегда на Руси во время зимней смуты. Солдаты грелись, составив винтовки в пирамиды.

Как была, в сером с белым костюме сестры милосердия, накинув на плечи только белый пуховый оренбургский платок, в сопровождении ещё не заболевшей корью Мари в чёрной шубке и графа Бенкендорфа в генеральской шинели, Императрица вышла через главный подъезд на улицу.