Николай Хмурый. Империя очень зла!

Но нет худа без добра. За те две недели, что Николай Александрович провел в Великобритании, он посетил не только членов королевской семьи, но и, например, верфи компании Vickers. Успел также изучить новейшие артиллерийские и стрелковые системы Туманного Альбиона. Заглянул в Солсбери, для знакомства с его достославным собором. Посетил Кембридж, где даже прочел небольшую лекцию перед аудиторией. Ну и так далее — насыщенно и чрезвычайно плодотворно проводил свое время.

В отличие от Франции, где едва ли не каждый шаг Императора сопровождался каким-то резонансным событием, в Англии все шло относительно тихо и спокойно. Даже обсуждение и изучение британских артиллерийских систем проходило в каком-то нордическом деловом порядке. И это — несмотря на чрезвычайное удивление монарха. Ведь британская артиллерия внезапно оказалась совершенно недооцененной и, по мнению Николая Александровича, самой разумной и прогрессивной во всем мире на тот момент.

Даже журналисты вели себя скромно. Это во Франции общество трясло и колошматило, бросая из крайности в крайность. Кто-то вопил, провозглашая нашего героя настоящим революционным Императором. Кто-то обзывал кровавым тираном и душителем свободы. Кто-то авантюристом и проходимцем. Кто-то спасителем Франции. И так далее. Общая тональность, конечно, была мажорной, перебивавшей всю издаваемую мерзость. Но полярность имелась и была резко выраженной. А вот в Великобритании — нет. Все тихо и очень осторожно…

Единственным, по существу, скандальным событием, стал большой митинг суфражисток, посвященный приезду Императора. Но опять-таки без особых страстей. Дамы немного помитинговали с плакатами, прославлявшими «освободителя женщин». Он остановил коляску и подошел к ним. Немного пообщались и удовлетворенные друг другом разошлись. Вроде и скандал… но какой-то пустой что ли. Все выглядело так, словно вся Великобритания ожидала или очередного «ежа», либо какого-то интересного предложения.

Но Николай Александрович не видел в Великобритании ни полезного союзника, ни опасного врага. Во всяком случае на уровне государства. Где-то бодались, где-то кооперировались, где-то сидели по дальним углам. Безусловно, деятельное участие «лайми» в различных подрывных мероприятиях в России не было секретом для Императора. Ну так и что? Только они что ли старались? А немцы? А австрийцы? Те же австрийцы, если уж говорить начистоту, нагадили никак не меньше. Поэтому наш герой придерживался того мнения что успех иностранных агентов в России не их заслуга, а российская недоработка. Из-за этого он и воспринимал Великобританию не как врага, а скорее конкурента. Ведь, как ни крути, но в годы и Первой, и Второй Мировых войны эти две страны сражались на одной стороне. Да, не без оговорок. Да, не без нюансов. Да с постоянным напряжением в мирное время. Но все же…

Так или иначе — посещение Туманного Альбиона выглядело предельно туманным и прошло в каких-то полутонах и изрядной неопределенности. В политическом плане. В практическом же дало много всяких полезных знакомств, наблюдений и мыслей. Было над чем подумать.

Но вот, наконец, это турне закончилось, и Император прибыл в Санкт-Петербург. И сразу же погрузился в пучину накопившихся дел. В частности, религиозных. Потому как в столицу таки прибыла большая делегация от Вселенского патриархата во главе с Иоакимом III, который вновь возглавил епархию.

— Итак, друзья, — произнес Император, усаживаясь во главе стола. — Я хочу начать с печального. Вера ушла из сердец людских. Истинная во всяком случае. Я прокатился по Европе и ужаснулся. Но и у нас не лучше. Людей охватывает одержимость бредовыми идеями, жажда крови… жажда разрушения. И это — страшно. Все выглядит так, словно мир летит в пропасть, словно сорвавшийся с моста локомотив.

— Истинно так, — согласился с ним Иоаким под одобрительное кивание остальных.

— И с этим нужно что-то делать. Главной проблемой, я считаю, сейчас становится ситуация, при которой человек оказывается вынужден выбирать — либо наука, либо религия. Поэтому, пока не будет устранено это противоречие, все будет только падать в пропасть. Причем не важно, в какую именно. Человек, отвергающий религию, лишен моральных ориентиров. Человек, отвергающий науку — занимает заведомо проигрышную позицию, ведь он не в состоянии идти в ногу со временем и научно-техническим прогрессом.

— Это очень сложный вопрос, Ваше Императорское Величество, — тяжело вздохнув, произнес Иоаким. — И, боюсь, неразрешимый.

— Отчего же? Дарвин заявляет, что человек произошел от обезьяны, а если быть точнее — разновидность обезьяны. Жуть? На первый взгляд вполне. Но ведь мы не знаем методов Всевышнего. Может быть он и использовал эволюцию для создания человека? Тем более, что сотворение из праха есть прямая аллегория на появление жизни из неорганических соединений.

— Но как же так?

— Я не навязываю, — примиряюще поднял руки Император. — Это просто предположение. Первое, что пришло в голову, дабы как-то устранить это противоречие.