Николай Хмурый. Империя очень зла!

Столица встретила его не только евреями, прискакавшими договариваться и готовыми уже на все, но и военным министерством. Оно было не в курсе о договоренности Императора с Браунингом. Поэтому продолжало двигаться тем же курсом, что и в оригинальной истории. То есть, проводило конкурс на новую винтовку, стремясь получить очередную «трехлинейку», прекрасно подходящую под разработанную ими модель боя.

Походил наш герой на испытания. Послушал, что говорят генералы и эксперты. Сопоставил с тем, что знал по истории развития военного дела в XX веке, да и заявился на очередное заседание Военного министерства. Других, так сказать, посмотреть, да себя показать.

— Михаил Иванович, — произнес Император, обращаясь к Драгомирову. — Расскажите мне, пожалуйста, как происходит наступление пехоты.

— Ваше Императорское Величество, боюсь, что это не быстро.

— Так и мы не спешим. Я, может быть, не самый сведущий в военных делах человек, но, мне кажется, понимаю оружие должно быть не самым точным, дальнобойным и сильным, в целом, а таким, которое как можно лучше подходит под тактику его употребления. А то так мы можем договориться и до носков с пятью пятками. Ведь две пятки это лучше, чем одна. А пять вообще отлично! Ежели, конечно, судить о носке не с позиции его употребления, а как о сферическом изделии в вакууме. Поэтому я и хочу понять как пехота планирует проводить наступления и как в этот узор боя вписывается новая винтовка, которую хочет получить Военное министерство. Надеюсь, я понятно высказался?

— Предельно, — хмуро кивнул Драгомиров, прекрасно «прочитав между строк» изрядное раздражение монарха. На что и на кого не ясно. Но его явно сильно злило то, как шли дела по вопросам принятия на вооружение винтовки и, судя по всему, выводы комиссии и ее ориентиры ему не нравились. Оставалось только понять какие и в чем.

— Итак, я весь внимание, — произнес Николай Александрович с самой вежливой и благодушной улыбкой, которая, впрочем, никого не обманула.

И генералы, максимально осторожно, поведали Императору ту концепцию, которая в целом дожила до начала Первой Мировой войны. И даже далее ко второй, лишь дополняясь, расширяясь и, проходя корректуры.

Общая идея бы такова. Пехота подходит к полю боя в походных колоннах, по четыре там или по отделению не важно. На дистанции в семь километров она накапливается, формируя первый эшелон. И тут сразу всплыл вопрос об организационно-штатной структуре пехотной дивизии. Ведь она имела бригадную основу с четырьмя полками. Что в принципе выглядело хорошо. Но ровно до того момента, когда нужно было развертывать войска на поле боя. Они ведь подходили туда не внезапно, а втягиваясь постепенно, по дороге. В лучшем случае, по двум параллельным.

Драгомиров был ярым противником штабных игр. В том числе и потому, что никогда в них не был достаточно успешен. Чем Николай Александрович и воспользовался, буквально легко и на пальцах доказав, что бригадно-четверичная система организации войск хоть по факту и позволяет иметь в дивизии больше людей, но делает их неповоротливыми и слабыми в современных условиях. Ведь их нужно накапливать на дистанции в семь километров под огнем противника. И чем быстрее они это сделают, тем меньше потерь понесут от обстрела до начала наступления.

Прожевав этот этап и выставив Драгомирова откровенным дураком, Николай Александрович предложил двигаться дальше. И так. Накопились. Что дальше? А дальше они строятся в боевые порядки и начинают наступать. Какие порядки? С семи до пяти километров войска перестраиваются широким фронтом в колонны по четыре. Высылаются боковые и передовые дозоры. С пяти километров колонны разворачивают в шеренги повзводно с большими зазорами между ними. Так войска и идут до примерно полутора-двух километров, где организуется так называемая первая стрелковая позиция для накопления войск.

Николай Александрович молча выслушал. Кивнул. И несколько ободренный Драгомиров продолжил. Тут он перешел к главному — винтовочному огню. Оказалось, что пехота, залегшая на первой стрелковой позиции, должна была огнем из индивидуального оружия поддерживать накопление сил.

— Вы, Михаил Иванович, давно на два километра из винтовки стреляли?

— Я? Переспросил Драгомиров растерявшись.

— Да, вы.

— Ваше Императорское Величество, я, как и вы, не понимаю смысла ведения стрелкового огня на такую дистанцию. — Быстро сориентировался генерал, который действительно придерживался такого мнения. Но уступил мнению большинству.

— И что же это большинство? К чему оно полагает такой обстрел? А главное каких целей? Рассеянных пехотных цепей? Или пехоты, окопавшейся в траншеях?

— Именно так. Они считают, будто такой огонь будет иметь действие. Если и не убивать или ранить, то пугать и заставлять прятаться, укрываясь в траншее и не ведя встречного огня.