Николай Кибальчич

Динамит, найденный в чемодане Гольденберга, был отправлен на экспертизу. Динамит из мин, оставшихся в насыпи Московской железной дороги, также был передан на анализ экспертной комиссии. Специалисты признали высокое качество динамита, который было крайне трудно получить в домашних условиях. Удивительно, но динамит, производимый тогда в России на пороховых заводах, уступал по взрывной силе динамиту, изготовленному Кибальчичем в своей квартире.

Гольденберг рассказал Курицыну многое и о том, как готовился взрыв в Москве. Таким образом полиция узнала о существовании «супругов Сухоруковых» (Льва Гартмана и Софьи Перовской). Личность Гартмана была установлена, и он был объявлен в розыск. Но к этому времени подозреваемый в покушении уже уехал за границу, в Париж.

Эдуард Иванович Тотлебен.

Софья Львовна Перовская и Андрей Иванович Желябов.

Россия потребовала от Франции выдачи Гартмана. На это было получено согласие французского правительства. Гартман уже был арестован властями Франции, когда французский президент Жюль Греви получил письмо от народовольцев, в котором писалось, что Гартман – политический эмигрант и преследуется российским правительством за то, что следовал примеру французских революционеров в борьбе за общечеловеческие ценности. В это же время в парижских газетах появилось воззвание «Французскому народу от Исполнительного комитета русской революционной партии», призывавшее не допустить выдачи Гартмана кровавому имперскому режиму.

Этот политический вопрос всколыхнул общественное мнение как России, так и Франции. В защиту Гартмана выступили Плеханов и Гюго. В итоге французское правительство отказалось выдавать Гартмана и тот оказался на свободе.

Это громкое дело заставило говорить о «Народной воле» за границей и подняло ее авторитет как политической силы, которая может реально добиться успеха.

Третье отделение меж тем активно занималось поисками Кибальчича. Он проживал в это время в Петербурге под чужой фамилией.

Полиция многое узнала от Гольденберга через Курицына, но необходимо было, чтобы Гольденберг подтвердил эти показания лично. Для этого ему позволили увидеться с родителями, которые уговаривали сына сознаться в содеянном.

Но намного сильнее поколебало твердость Гольденберга то, что следователи заявили ему о сознании и показаниях его революционных товарищей. При этом они сообщали такие факты, которые мог знать только действительно хорошо осведомленный в делах революционной группировки человек. Этим человеком был тайный агент полиции Курицын.

Беседы Гольденберга с товарищем прокурора Добржинским стали носить более доверительный характер. Гольденберг с удивлением для себя открыл, что Добржинский так же, как и он, хочет, чтобы в России воцарилась свобода и конституционные ценности. Добржинский уверял, что Конституция будет принята сразу же после того, как революционеры оставят свою опасную для общества деятельность. Гольденберг загорелся этой мыслью и вознамерился с помощью товарища прокурора добиться этих необходимых для России перемен. Он согласился дать показания и написал заявление, рассказывающее о своей деятельности, с обширным приложением, дающим характеристики многим революционерам. Эти характеристики были подробнейшими, включающими даже описание внешности.

После письменного признания Гольденберга перевели в Петербург. Необходимо было получить от него показания, оформленные протокольно. Это удалось сделать после посещения арестанта М. Т. Лорис-Меликовым. Визит генерал-губернатора чрезвычайно польстил самолюбию Гольденберга. Генерал-губернатор немало поспособствовал его убеждению в важности дачи официальных показаний.

Гольденберг настолько попал под влияние Добржинского, что решил помочь делу и убедить в необходимости признаний других революционеров, Зунделевича и Кобылянского. Ему было разрешено свидание с Зунделевичем. Но все пошло не так, как было запланировано. На этом свидании Зунделевич раскрыл глаза на происходящее Гольденбергу. Тот понял, какую ошибку совершил.

После этого Гольденберг пытался передать товарищам записку, в которой доказывал, что он предатель. Также Гольденберг попросил Лорис-Меликова не делать ему никаких снисхождений на процессе и судить его наравне с другими революционерами. Его мучило осознание собственной вины и того, скольких он выдал по собственной неосторожности, из-за позерства и болтливости.

За три месяца до суда Гольденберг покончил с собой. Его письменные показания использовались впоследствии на многих громких политических процессах против революционеров.

Михаил Тариэлович Лорис-Меликов.

Петербургская жизнь

Я видел рабскую Россию:
Перед святыней алтаря,
Гремя цепьми, склонивши выю,
Она молилась за царя.

Н. М. Языков. «Элегия».

А народовольцы тем временем готовили четвертое покушение на царя. Праздновали наступление нового, 1880 года в Петербурге. Кибальчич даже во время праздника был, как всегда, задумчив. Планы с подкопом не удавались.