Николай Клюев

К концу 1960-х годов относительно спокойная тональность, в которой звучало в печати имя Клюева, начала резко меняться. Связано это было — когда напрямую, когда опосредованно — с кампанией, развязанной против так называемых «руситов» из журнала «Молодая гвардия». Так, Александр Дементьев, громивший их в статье «О традициях и народности», опубликованной «Новым миром», не мог не привести клюевских строк из стихотворения «Мы ржаные, толоконные…» как свидетельства «замшелости» и «реакционности» и самого поэта, и его современных «последователей». Вскоре в том же «Новом мире», где имени поэта слышать не могли без зубовного скрежета, появились воспоминания Елизаветы Драбкиной об Анне Ульяновой, у которой «особое негодование… вызывают „христианствующие“ и „мужиковствующие“ поэты типа Клюева, пытавшиеся изобразить Ленина в этаком „божественном“, „русопятствующем“ виде, умилительнейшем, покрытом липкой славянофильской патокой…». Здесь очевидно отношение к Клюеву и самой Драбкиной, до самого конца оставшейся апологеткой антирусской «ленинской гвардии».

В биографии Сергея Есенина, написанной Евгением Наумовым и изданной массовым тиражом в том же 1969 году, образ Клюева был явлен в густых тёмных тонах. Через три года вышла книга Аллы Марченко «Поэтический мир Есенина». Клюев в этом небезынтересном сочинении вовсе уж предстал в образе «чёрного человека» в судьбе Есенина — едва ли не страшнее и не хуже Вадима Шершеневича. А ещё через год на книжных прилавках появилась мемуарная книга бывшего имажиниста Матвея Ройзмана «Всё, что помню о Есенине».

Минимальной объективности от этого человека не приходилось ожидать изначально. Но Ройзман поистине превзошёл и всех хулителей последних лет, вместе взятых, и, наверно, самого себя. Застарелая ненависть выплеснулась на страницы мощным потоком, и мемуарист уже не стеснялся в выражениях. Оказывается, именно «мужиковствующие» и спаивали, и провоцировали на скандалы бедного Есенина так, что им даже был запрещён вход в «благопристойное» кафе «Стойло Пегаса»… А наш герой удостоился поистине замечательной характеристики: «Клюев, как был реакционером в идеологии и поэзии, так и остался… Ведь не за положительное отношение к Советской власти в начале тридцатых годов Клюев был сослан в Нарым…»

На дворе 1973 год. Подобные фразы давным-давно исчезли с печатных страниц, их стеснялись тогда самые крутые «сталинисты» — и цензура (как это кому-то ни покажется странным!) стремилась подобное не пропускать. Но Ройзману, оказалось, можно. В тоне, заданном Александром Дементьевым и Александром Яковлевым — автором памятной статьи «Против антиисторизма».

Именно по следам подобных инвектив замечательный поэт Николай Тряпкин написал тогда свои «Стихи о Николае Клюеве»:

Он сам себя швырнул под ту пяту,
Из-под которой дым, и прах, и пламя…
Зачем же мы всё помним ярость ту
И не простим той гибели с мощами?

Давным-давно простили мы таких,
Кому сам Бог не выдал бы прощенья…
А этот старец, этот жалкий мних —
Зачем в его летят ещё каменья?

Но пройдёт ещё немного времени — и с середины 1970-х годов стихи Клюева — перепечатки и новонайденные в архивах — станут появляться на страницах отечественных газет и журналов. Наконец, в 1977 году усилиями замечательного учёного Василия Григорьевича Базанова выйдет первый посмертный отечественный сборник стихов опального поэта в «Малой серии Библиотеки поэта». А ещё через несколько лет, в 1984-м — в Вытегре — будет торжественно отпраздновано 100-летие со дня рождения Николая Алексеевича.

Книжка же самого Базанова о Клюеве «С родного берега», сданная в том же году в издательство «Современник», останется без движения лежать в редакционном сейфе вплоть до 1990-го, когда она увидит свет в издательстве «Наука». Не помогла своевременному её выходу и заключительная глава, снабжённая множеством оговорок («Внеисторична сама концепция Клюева, внеисторично отношение поэта к современной деревне, наивна попытка создать модель будущего из обломков патриархальной старины…»)… Отдельные публикации стали возможны, как и статьи о поэте (и тот же Базанов в «Русской литературе» в 1979-м опубликовал статью «Поэма о древнем Выге», посвящённую не опубликованной ещё тогда в СССР «Погорельщине»). Но книгу о «нереабилитированном» печатать тогда никто не рискнул.