Читаем Николай Коняев. Два лица Власова. полностью

отъездом. Разница только в том, что теперь я очень сильно по тебе скучаю и жду тебя с нетерпением,

когда ты будешь со мной. Как только получу от тебя письмо, немедленно высылаю Кузина к тебе, но

от тебя ответа нет. Я волнуюсь. Что у тебя? Сын? Дочь! Не мучь, скорее пиши. Люблю тебя по- прежнему сильно и больше всех на свете. Думается мне, никто так тебя еще никогда не любил. И

очень горько читать упреки именно от тебя, моя дорогая. Получил письмо от Жеки. Как с ее стороны

благородно — прислала мне цветы. Она отдает свою кровь раненым бойцам. Истинно [359] святая

женщина. Да простятся ей все грехи ее. Дорогой и милый Алик! Жду твоего письма немедленно. А

пока до твоего письма и до тебя. Обнимаю, прижимаю и целую крепко. Твой всегда и всюду

Андрюша.

Дорогой и милый Алик! Прости, что так плохо написал (плохим почерком) — это я тороплюсь, так

как стоит человек и ждет моего письма к отправке на небольшое расстояние по воздуху. Очень

хочется, чтобы письмо скорее попало к тебе. Сам я бодр и здоров, чего особенно тебе сейчас от души

желаю. Фашистов бьем по–прежнему. В этом году надеемся ликвидировать их полностью. Такую

задачу нам поставил наш Великий вождь, и мы ее должны во что бы то ни стало выполнить. Дорогой

и милый, роднинький Алюсик! Скорее отвечай, с нетерпением ожидаю твоего письма. О наших

делах тебе полностью расскажет Кузин, когда приедет к тебе. Напиши, что тебе надо будет захватить

Кузину с собой. Ты писала в отношении наших вещей, которые находятся у Чижма, так, я думаю, они

не пропадут. Я Кузину это скажу, когда он к тебе выедет. Будешь писать письмо Жеке, напиши ей от

меня привет и наилучшие мои ей пожелания. Будет время, и я ей черкну. Привет маме и Юрику.

Поцелуй всех их за меня крепко–крепко. Одним словом, передай им мой фронтовой поцелуй. Себя,

конечно, поцеловать ты не можешь, поэтому попроси Юрика передать тебе мой поцелуй. Я бы

просил и своего маленького, но он, видимо, пока еще несознательная масса. Ну, всего. Желаю

здоровья и счастья. Целую крепко и много раз.

Твой Андрюша.

10.5.42.

31. Анне Михайловне Власовой

Добрый день, дорогая и милая Аня!

Еще вчера получил от тебя сразу два письма. Долго думал и решил послать к тебе своего адъютанта

капитана т. Кузина. Для поправки твоего здоровья физического и морального успокоения тебе надо

немедленно переехать на родину, в Ломакино. Все же там находится Вера, твоя сестра, и главное —

это то, что ты будешь жить недалеко все же от меня, чем сейчас, и я всегда могу быстро к тебе кого- либо послать или что–либо устроить и помочь тебе. Кроме того, тебя там так все волнует, а тебе надо

спокойствие. Здоровье твое и так достаточно надломленное, и его надо крепко беречь. Я всегда тебе

об этом и говорил, и писал, но ты никогда меня не слушала и последние события тебя особенно

расстроили. Я знаю, ты всегда за всех болеешь душой, а о себе абсолютно никак не беспокоишься. Я

даже думал тебя действительно взять даже к себе. Но это было бы большой моей ошибкой. Всех

наших военных «прелестей» ты, конечно, с твоим здоровьем не переживешь, и я бы тебя только этим

быстрее угробил. Дорогая моя, любимая и родная Аня! Как тебе там ни тяжело, но пойми, что

переживают люди на войне, это не поддается [360] описанию. Эта война особенно жестока. Сволочи

фашисты ведь решили совсем варварски стереть с лица земли наш могучий народ. Конечно, это их

бредни. Конечно, мы уничтожим эту гадину. Но пойми, что сейчас война идет жестоко. По крайней

мере твое сердце не выдержит. Поэтому я буду очень рад, если ты будешь в Ломакине и всех этих

ужасов не увидишь. Я мужчина и, как тебе известно, всю свою жизнь солдат и то немного поседел и

полысел, но думаю, что ты меня за это не разлюбишь. Так, что ли? Вот как обстоит дело. Потерпи,

моя дорогая. Скоро война все же кончится, и тогда заживем еще лучше.

Дорогой Аник! Все, что тебе нужно будет из одежды и вообще, скажи Кузину, и, когда он

возвратится, я снова его пришлю уже тогда прямо в Ломакино во второй раз. А сейчас он проводит

тебя до самого Ломакина. Поедете через Москву — будете у Тани. Там есть часть моих вещей. Кое- что найдешь из них нужным, возьми с собой в Ломакино. Вещи тебе нужны для того, чтобы ты их

меняла на продукты. Ничего не жалей, все у нас будет, когда кончится война. Теперь о вещах наших.

Часть наших вещей в надежных руках, но их сейчас, естественно, взять не представляется

возможным. Я прошу тебя еще раз, ни о вещах, ни о чем другом не беспокойся. Кончится эта ужасная

война, все у тебя будет в излишке. По крайней мере будет больше и лучше, чем мы имели до сих пор.

Кроме того, я серьезно тебе говорю, что часть наших вещей в сохранности, и придет время, мы их

выручим. Вот и все. У меня лично есть все — о мне не беспокойся — больше беспокойся о себе. Ты

будешь в Москве, сама увидишь мои вещи зимние и будешь знать, что я всем обеспечен. Еще раз

прошу тебя, беспокойся о себе, продавай, что у тебя есть и что, хотя и немного, я тебе послал с

Кузиным и что ты возьмешь из моих вещей в Москве (хотя бы и все), и береги свое здоровье, вот

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее