Николай Крючков. Русский характер

Мы жили в одной гостинице, и на следующий день, проходя по коридору, я увидела его стоящего у окна. Заложив руки за спину, он смотрел на реку. Я спустилась вниз, купила две груши, вернулась и вложила ему эти груши в руки. Он посмотрел на меня так, будто я положила ему на ладони камни.

Через некоторое время он подошел ко мне в ресторане, где мы обедали, и спросил:

– Что с вами? Я вижу, с вами что-то происходит. Может, я могу вам чем-нибудь помочь?

– Со мной? Ничего не происходит, – сказала я. – Разве что вот письмо от мамы получила. Что поделаешь – полгода не увидимся. Поплакала немного. И фрукты, которые я послала, испортились…

Он серьезно посмотрел на меня и недоверчиво спросил:

– И это все?

– Да, все. Больше меня ничего не волнует.

Только много позже он расскажет, кому понадобилось сочинить историю моих якобы неразделенных чувств и страданий, о которых я и понятия не имела. Он был человек открытый и поделился с женщиной-врачом тем, что я ему очень нравлюсь. И та решила излечить его от этой «болезни». Но Николай Афанасьевич в лечении не нуждался.

И вот как-то в выходной день я пошла на пляж. Вижу – вдалеке идет моторка. Вдруг она круто разворачивается и идет ко мне. Смотрю – в лодке Николай Афанасьевич с нашими актерами. Предлагают мне ехать с ними на рыбалку.

– Нет, – говорю, – мне здесь нравится. Отличное место.

Тогда Крючков обращается к одному из артистов и просит:

– Юра, пока мы будем рыбачить, побудь с нашей ассистенткой. Мало ли что…

И рыбаки поплыли дальше. А Юра развеселился: хватал меня за руку и тащил в воду, не успевала я согреться, он опять тащил меня в реку. Наконец рыбаки вернулись, и Николай Афанасьевич спросил:

– Ну как, позагорала?

– С Юрой позагораешь, – пожаловалась я.

И тогда Николай Афанасьевич сжал кулаки, побледнел и пошел на Юру. Я испугалась.

– Да я пошутила! Все хорошо.

А когда варили уху, Юра обиженно спросил:

– Что же ты ничего не сказала о своих отношениях с Николаем Афанасьевичем?

– Да нет у нас никаких отношений! Он просто рыцарь и никогда не позволит обидеть женщину.

И тогда я поняла, что так Николай Афанасьевич относится ко мне неспроста. Уже после женитьбы он вспомнит эту историю и скажет:

– Если бы я тогда ошибся в тебе, в тот образ, который создал, я бы потом не смог поверить ни одной женщине.

Та женщина, на которой он был тогда женат, глубоко его разочаровала. Семьянин по своей натуре, он практически не имел семьи. А он больше всего нуждался в покое и не находил его в собственном доме. И от этого страдал.

На другой день он уезжал в Ялту и перед отъездом попросил, чтобы я каждый день к утру присылала ему телеграмму. Я обещала. А он дал слово каждый день присылать мне телеграмму к обеду. Мои тексты, в общем-то, были однообразны: все хорошо, снимаем, ждем… От него же я получала необыкновенные романтические послания.

Он приезжал, уезжал, и с каждым разом мы ближе узнавали друг друга. Потом он приехал на мой день рождения и сделал мне предложение: попросил стать его женой. Я дала согласие. Он был старше меня на девятнадцать лет. Ровно столько лет назад я впервые увидела его в фильме «Трактористы». Тогда для меня мечта увидеть его в жизни казалась нереальной, несбыточной.

Наша экспедиция закончилась, закончились съемки и у Николая Афанасьевича. Мы возвращались в Москву в один день: он – из Ялты, я – из Черкасс. Накануне он позвонил мне и сказал:

– Завтра встречаемся и больше никогда не расстаемся.

А назавтра мы встретились, и он отвез меня на свою квартиру. Начало совместной жизни всегда связано с пониманием того, что есть общего и близкого у двух людей. Я мало знала о его детстве и юности. И когда он рассказывал мне о своих детских мытарствах, о «Трехгорке», о ТРАМе, я невольно переживала и свое военное и послевоенное детство в деревне, учебу на «Мосфильме». Здесь у нас было много общего, даже то, что мы оба сохранили веру в добро, в людей, которые нас окружали и помогли выжить в трудные годы.

А потом он сказал:

– Мне надо было лучше тебя узнать. Я чувствовал, что мое время создать семью уходит, и лучше остаться одному, чем ошибиться и вновь разочароваться. И я поверил тебе, как верю самому себе, – ты именно такой человек, который мне нужен и которого я долго искал.

Я поняла, что должна вернуть ему веру в то, что женщина может быть не только хранительницей домашнего очага, но и настоящим другом. Я видела, что он нуждается именно в таком друге. А я была счастлива, что встретила такого человека, который восхищал меня своим благородством, талантом, щедростью души.

Он очень любил дочь Элю и внучку Катю. Они у него были титулованы: дочь – королева, внучка – княгиня. Если я что-то не разрешала им, они тут же обращались к нему и сразу получали то, что хотели.

Чтобы быть рядом с ними, с работы я ушла. Кроме того, здоровье Николая Афанасьевича требовало от меня постоянного внимания и участия.