Николай Ленин. Сто лет после революции

Философией заниматься в горячке революции приходилось мало. В тюрьме в начале 1906 г. Малиновский написал ещё одну вещь, – кажется, III выпуск «Эмпириомонизма». Летом 1906 г. он мне презентовал её и я засел внимательно за неё. Прочитав, озлился и взбесился необычайно: для меня ещё яснее стало, что он идёт архиневерным путём, не марксистским. Я написал ему тогда «объяснение в любви», письмецо по философии в размере трёх тетрадок. Выяснял я там ему, что я, конечно, РЯДОВОЙ МАРКСИСТ в философии, но что именно его ясные, популярные, превосходно написанные работы убеждают меня окончательно в его неправоте по существу и в правоте Плеханова. Сии тетрадочки показал я некоторым друзьям (Луначарскому в том числе) и подумывал было напечатать под заглавием: «Заметки рядового марксиста о философии», но не собрался. Теперь жалею о том, что тогда тотчас не напечатал. Написал на днях в Питер с просьбой разыскать и прислать мне эти тетрадки.

Теперь вышли «Очерки философии марксизма». Я прочел все статьи, кроме суворовской (её читаю), и с каждой статьей прямо бесновался от негодования. Нет, это не марксизм! И лезут наши эмпириокритики, эмпириомонист и эмпириосимволист в болото. Уверять читателя, что «вера» в реальность внешнего мира есть «мистика» (Руднев), спутывать самым безобразным образом материализм и кантианство (Руднев и Малиновский), проповедовать разновидность агностицизма (эмпириокритицизм) и идеализма (эмпириомонизм), – учить рабочих «религиозному атеизму» и «обожанию» высших человеческих потенций (Луначарский), – объявлять мистикой энгельсовское учение о диалектике (Берман), – черпать из вонючего источника каких-то французских «позитивистов» – агностиков или метафизиков, чёрт их поберёт, с «символической теорией познания» (Юшкевич)! Нет, это уж чересчур. Конечно, мы, рядовые марксисты, люди в философии не начитанные, – но зачем уже так нас обижать, что подобную вещь нам преподносить как философию марксизма! Я себя дам скорее четвертовать, чем соглашусь участвовать в органе или в коллегии, подобные вещи проповедующей.

Меня опять потянуло к «Заметкам рядового марксиста о философии», и я их начал писать, а Малиновскому – в процессе моего чтения «Очерков» – я свои впечатления, конечно, излагал прямо и грубо.

– При чем же тут Ваша статья? – Вы спросите. – А при том, что как раз в такое время, когда сии расхождения среди беков грозили особенно обостриться, Вы явным образом начинаете излагать взгляды одного течения в своей работе для «ПРОЛЕТАРИЯ». Я не знаю, конечно, как и что у Вас вышло бы в целом. Кроме того, я считаю, что художник может почерпнуть для себя много полезного во всякой философии. Наконец, я вполне и безусловно согласен с тем, что в вопросах художественного творчества Вам все книги в руки и что, извлекая ЭТОГО рода воззрения и из своего художественного опыта И ИЗ ФИЛОСОФИИ ХОТЯ БЫ ИДЕАЛИСТИЧЕСКОЙ, Вы можете прийти к выводам, которые рабочей партии принесут огромную пользу. Всё это так. И тем не менее «Пролетарий» должен остаться абсолютно нейтрален ко всему нашему расхождению в философии, не давая читателям НИ ТЕНИ ПОВОДА связывать беков, как направление, как тактическую линию революционного крыла русских социал-демократов, с эмпириокритицизмом или эмпириомонизмом. <…> Моё мнение я считаю необходимым сказать Вам вполне прямо. Некую драку между беками по вопросу о философии я считаю теперь совершенно неизбежной. Но раскалываться из-за этого было бы, по-моему, глупо. <…> Мешать делу проведения в рабочей партии тактики революционной социал-демократии ради споров о том, материализм или махизм, было бы, по-моему, непростительной глупостью. Мы должны подраться из-за философии так, чтобы «Пролетарий» и беки, как фракция ПАРТИИ, НЕ БЫЛИ ЭТИМ ЗАДЕТЫ. И это вполне возможно.

(Письмо Горькому, 25 февраля)

429

Говорить так – значит креститься Бебелем и при этом всё же лезть в болото.

(«Нейтральность профессиональных союзов», 3 марта)

430

Буржуазная пресса, даже самого либерального и «демократического» направления, не может обойтись без черносотенной морали, обсуждая умерщвление португальского авантюриста[54]. <…> Мы, с своей стороны, добавим только, что можем пожалеть об одном: о том, что республиканское движение в Португалии недостаточно решительно и открыто расправилось со всеми авантюристами. Мы жалеем о том, что в происшествии с королем португальским явно виден ещё элемент заговорщического, т. е. бессильного, в существе своем не достигающего цели, террора при слабости того настоящего, всенародного, действительно обновляющего страну террора, которым прославила себя Великая французская революция.

(«О происшествии с королём», 3 марта)

431