Николай Ленин. Сто лет после революции

И что же – вы думаете, когда буржуазия сменила феодализм, она смешивала государство с управлением? Нет, они такими дураками не были, они говорили, что для того, чтобы управлять, надо иметь людей, умеющих управлять, для этого мы возьмем феодалов и переделаем их. Они так и сделали. Что же, это была ошибка? Нет, товарищи, уменье управлять с неба не валится и святым духом не приходит, и оттого, что данный класс является передовым классом, он не делается сразу способным к управлению. Мы видим на примере: пока буржуазия побеждала, она для управления брала выходцев из другого, феодального класса.

(То же)

1792

Мы наглупили достаточно в период Смольного и около Смольного. В этом нет ничего позорного. Откуда было взять ума, когда мы в первый раз брались за новое дело! Мы пробовали так, пробовали этак. Плыли по течению, потому что нельзя было выделить элемента правильного и неправильного, – на это надо время. Теперь это – недалёкое прошлое, из которого мы вышли. Это прошлое, когда царил хаос и энтузиазм, ушло. Документом этого прошлого является Брестский мир. Это исторический документ, больше – это исторический период. Брестский мир навязан был нам потому, что мы были бессильны во всех областях. Что такое был этот период? Это был период бессилия, из которого мы вышли победителями. Это был период сплошной коллегиальности. Из этого исторического факта не выскочишь, когда говорят, что коллегиальность – школа управления. Нельзя же все время сидеть в приготовительном классе школы! Этот номер не пройдет. Мы теперь взрослые, и нас будут дуть и дуть во всех областях, если мы будем поступать, как школьники. Надо идти вперед. Надо с энергией, с единством воли подниматься выше. На профсоюзы ложатся гигантские трудности. Надо добиться, чтобы они эту задачу усвоили в духе борьбы против остатков пресловутого демократизма. Все эти крики о назначенцах, весь этот старый, вредный хлам, который находит место в разных революциях, разговорах, должен быть выметен. Иначе мы победить не можем. Если мы этот урок за два года не усвоили, – мы отстали, а отставшие будут биты. <…> Тут нам помогают некоторые меньшевики и эсеры, которые требуют замены единоначалия коллегиальностью. Извините, товарищи, этот номер не пройдёт! От этого мы отучились.

(То же)

1793

Советский социалистический демократизм единоличию и диктатуре нисколько не противоречит, волю класса иногда осуществляет диктатор, который иногда один более сделает и часто более необходим.

(Речь на IX съезде РКП (б), 31 марта)

1794

Под Питером взять ряд монастырей для помещения дефективных и БЕСПРИЗОРНЫХ детей и подростков.

(Письмо Луначарскому, март)

1795

Мешочники, небольшое число рабочих, которые развращены старым капитализмом, которые думают, что «мне должна быть плата повышена, а на остальных наплевать», вот с кем мы сейчас боремся. «Давай мне плату вдвое, давай мне 2−3 фунта хлеба в день», а о том, что они работают для защиты рабочих и крестьян, о том, что они идут на завоевания капиталистов, они этого не думают.

(Речь на I съезде горнорабочих, апрель)

1796

Ещё раз прошу действовать осторожно и обязательно проявлять максимум доброжелательности к мусульманам, особенно при вступлении в Дагестан. Всячески демонстрируйте и притом самым торжественным образом симпатии к мусульманам, их автономию, независимость и прочее.

(Телеграмма Орджоникидзе, 2 апреля)

1797

Здесь говорили: если капиталистов национализировали, то почему нельзя национализировать кулаков? Но этот довод недаром встретил здесь весёлость. В самом деле, как ни считать зажиточных крестьян, не обходящихся без эксплуатации чужого труда, все же их не менее полумиллиона, а, может быть, даже около миллиона, как же мы сможем их национализировать? Это фантазия. Для этого у нас сейчас сил нет.

Тов. Чучин совершенно прав, когда говорит, что в кооперации сидит целый ряд контрреволюционеров, но это не из той оперы. Тут справедливо сказали о ЧК. Если благодаря своей близорукости вы не можете изобличить отдельных вожаков кооперации, то посадите туда одного коммуниста, чтобы он указал эту контрреволюцию, и если это хороший коммунист, а хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист, то, поставленный в потребительское общество, он должен притащить, по крайней мере, двух кооператоров-контрреволюционеров.

Вот почему т. Чучин неправ, когда проповедует немедленное огосударствление. Это было бы хорошо, но невозможно в силу того, что мы имеем дело с классом, менее доступным нам и ни в коем случае не поддающимся национализации. Мы и из промышленных предприятий не все национализировали. Пока приказ от имени главков и центров доходит до места, он оказывается совершенно бессильным: он совершенно тонет в море не то бумаг, не то бездорожья, бестелеграфья и т. д. Поэтому сейчас говорить о национализации кооперации не представляется возможным.