Николай Некрасов. Его жизнь и литературная деятельность

“"Жаль, что вы сами не знали этого человека! Я с каждым годом все сильнее чувствую, как важна для меня потеря его. Я чаще стал видеть его во сне, и он живо рисуется перед моими глазами. Ясно припоминаю, как мы с ним вдвоем, часов до двух ночи, беседовали о литературе и о разных других предметах. После этого я всегда долго бродил по опустелым улицам в каком-то возбужденном настроении, столько было для меня нового в высказанных им мыслях… Вы вот вступили в литературу подготовленным, с твердыми принципами и ясными целями. А я?… Заняться своим образованием у меня не было времени, надо было думать о том, чтобы не умереть с голоду! Я попал в такой литературный кружок, в котором скорее можно было отупеть, чем развиться. Моя встреча с Белинским была для меня спасением… Что бы ему пожить подольше! Я был бы не тем человеком, каким теперь!" – Некрасов произнес последнюю фразу дрожащим голосом, быстро встал и ушел в кабинет”.

К воспоминаниям Панаевой во многих частностях позволительно относиться cum magno grano salis,[12] но в данном случае показания ее нисколько не стоят в противоречии с отзывами самого Некрасова о Белинском, рассеянными во многих местах его стихотворений и поэм.[13] Не станем цитировать всем известную знаменитую тираду из “Медвежьей охоты”, обращенную к “многострадальной тени” великого “учителя”, научившего русское общество “гуманно мыслить”. Но есть у Некрасова еще одно произведение, в главном герое которого изображен, думается нам, также Белинский: это – Крот из второй части “Несчастных”. Если никто не замечает обыкновенно поразительного сходства этой фигуры с личностью Белинского, то, конечно, лишь благодаря Достоевскому, который пустил в обращение совсем иное толкование. “Однажды, в 63-м, кажется, году, – рассказывает он в “Дневнике писателя”, – отдавая мне томик своих стихов, Некрасов указал мне на одно стихотворение, “Несчастные”, и внушительно сказал: я тут об вас думал, когда писал это (т. е. об моей жизни в Сибири), – это об вас написано”. На этом основании и сложилось распространенное до сих пор мнение, будто Крот Некрасова – Достоевский… Но во-первых – и по рассказу самого Достоевского – Некрасов отнюдь не сказал, что именно в образе Крота изобразил его: он только вообще думал о горькой судьбе Достоевского, сочиняя “Несчастных” (что и без его признания не подлежит, конечно, сомнению). Что касается Крота, то с автором “Записок из Мертвого дома” в нем положительно ничего нет общего.

Напомним читателю, что “Несчастные” писались в 1856 году, задолго до возвращения Достоевского из Сибири, когда в литературе он был известен еще только как автор “Бедных людей”, “Двойника”, “Хозяйки” и других рассказов, в которых о его будущем учительстве не было еще и помина. Личным же своим характером, нелюдимым, болезненно самолюбивым, он, как известно, не внушил особенной любви членам кружка, в котором вращался до своего ареста, в том числе и Некрасову. Другое дело – Белинский…

Прежде всего – наружность последнего. Вот как описывает ее великий мастер такого рода описаний, Тургенев: “Это был человек среднего роста, на первый взгляд довольно некрасивый и даже нескладный, худощавый, с впалой грудью и понурой головой… Всякого, даже не медика, немедленно поражали в нем все главные признаки чахотки, весь так называемый habitus[14] этой злой болезни… Густые белокурые волосы падали клоком на белый, прекрасный, хоть и низкий лоб. Я не видал глаз более прелестных, чем у Белинского. Голубые, с золотыми искорками в глубине зрачков, эти глаза, в обычное время полузакрытые ресницами, расширялись и сверкали в минуты одушевления; в минуты веселости взгляд их принимал пленительное выражение приветливой доброты и беспечного счастья. Голос у Белинского был слаб, с хрипотою, но приятен; говорил он с особенными ударениями и придыханиями, «упорствуя, волнуясь и спеша»…”