Николай Суетной

— Зачем забывать! Кажется, мы не из таковских… Это вот нынешний народ, точно, родством пренебрегать начал, потому для него сиделец дороже отца родного, а мы-то с тобой не из молодых.

И затем, усевшись на дрожки и распутывая вожжи, он прибавил:

— А изба-то у тебя плоха, сват!

— Плоха, сватушка, больно плоха.

— Совсем набок покачнулась.

— Покачнулась совсем.

— Так жить нельзя, сват.

— И то нельзя, сватушка.

— Новенькую бы надоть…

— И то хочу, сват.

— Ой ли? Накопил, значит…

— Накопил малость, да не хватает.

— Плохо.

— Хочу к вам, сватушка дорогой.

Абрам Петрович даже засмеялся.

— Сказывала мне сегодня про это дело хозяйка твоя! — проговорил он.

— Ну! — удивился Суетной.

— Я тебе говорю.

— Что ж, как, сватушка?

И Суетной словно испугался своего вопроса.

— Ничего, приезжай, поговорим…

— Ой ли?

— Приезжай, ничего… Мы хоша крестов на себе и не носим, а все-таки страх божий еще не потеряли… Не знаю, что дальше будет… Ничего, приезжай, потолкуем…

— Ноне можно?

— Что ж, и ноне можно…

Суетной даже подпрыгнул от радости.

— Ну, вот, благодарим покорно, сватушка, — проговорил он и, вдруг засуетившись, принялся снимать с пояса одного селезня. — Ну, сватушка, — проговорил он, подавая ему птицу, — а это вот вам…

— На что, не надо…

— Нет уж, сват, примите, не побрезгуйте…

— У меня своих много.

— Да то русские, домашние, а то все-таки дикие…

— Нет, сват, нет, тебе нужнее…

— Нет уж, не обидьте…

И Суетной принялся совать свату селезня, тот даже засмеялся:

— Вишь ухаживает как, все задобрить старается! Ну что с тобой делать, давай уж, что ли, я вот в платочек завяжу…

— Завяжите, сватушка, завяжите…

И Абрам Петрович завязал селезня в платок.

— Ну спасибо, сват, за гостинец.

— Уж не взыщите…

— Ну-с, счастливо оставаться, ваше высокоблагородие.

— Прощайте.

— Прощай, сват… так заезжай.

— Заеду, сватушка, заеду… счастливый путь.

— Спасибо.

И, проговорив это, Абрам Петрович чмокнул губами, тронул слегка вожжою лошадь и степенным шагом, оглядывая окрестность, отъехал от нас.

— То-то, кабы рубликов двести дал! — мечтал между тем Суетной. — Своих триста рублей, сватовых двести… Такую бы хоромину возвел, что любо смотреть было бы!

Я взглянул на Суетного и невольно порадовался его радостью.

Немного погодя, захватив с собой селезней, пару судаков и попросив Суетного принести мне завтра купленную круговую утку, я отправился домой. С той поры мы с Николаем Суетным сделались друзьями, и дружба, не омрачавшаяся никакими ссорами, продолжалась весьма долго, вплоть до того конца, который в свое время будет известен и моему читателю.

IV

Однако, прежде чем познакомить вас с личностью главного моего героя, мне приходится сказать вам кое-что из жизни Абрама Петровича. Абрам Петрович был крестьянин села Жигулей и принадлежал когда-то тому самому жигулевскому барину, которого мы с вами видели уже издали летевшим в тарантасе и который, разъезжая на лихой своей тройке, по словам Суетного, словно Илья-пророк гремит. Редко можно встретить такую благообразную наружность, какою был одарен Абрам Петрович. Это был мужчина лет пятидесяти, довольно высокого роста, плотный, благовидный… точно апостол какой-то! Апостольский вид придавали ему его густые брови, умная складка на лбу, красивая борода, а в особенности открытый высокий лоб, сливавшийся с небольшою полукруглой лысиной, оголявшей спереди его выпуклый череп. Серьезное, или, правильнее сказать, мыслящее, лицо его отличалось свежестью и белизной кожи, а темные серые глаза каким-то особенным спокойствием. На старых портретах попадаются часто такие глаза, когда портретисты, не гонясь за деталями, умели придавать лицу выражение. Словно ничто не могло возмутить Абрама Петровича, и не могло возмутить потому только, что вследствие мышления он все предугадывал и предвидел. Говорил он тоже как-то по-апостольски: тихо, поучительно, серьезно, нараспев. Во время разговора закрывал глаза, вздыхал, а когда приходилось делать вопросы, внимательно смотрел в глаза допрашиваемого. Можно было сейчас же по его глазам узнать, верит ли он человеку или же только снисходительно выслушивает. Голос у него был мягкий, вкрадчивый, поступь важная, движения медленные…