Николай Васильевич Гоголь. 1829–1842

«Ревизор» был в сущности апологией правительственной бдительной власти, и одним из главных, но незримых действующих лиц комедии было «недремлющее око» этой власти. Действие происходило в далеком уездном городке, и в этот глухой закоулок око все-таки заглянуло; все привлеченные к ответственности лица были мелкие лица по своему общественному положению; это была мелюзга, которая трепетала перед тенью закона и была лишена всякого влияния на него и потому не могла совершить никакого крупного беззакония и разве только какую-нибудь мелочь украсть у закона из-под носа. Вся толпа опозоренных чиновников промышляла мелким воровством и, как мелкий жулик, оробела при виде жандарма. Этот унтер, который заставляет начальника города и всех высших чиновников окаменеть и превратиться в истуканов, – наглядный показатель благомыслия автора. И автор сам признал это в своем «Театральном разъезде», когда заставил какой-то «синий армяк» сказать «серому»: «Небось! прыткие были воеводы, а все побледнели, когда пришла царская расправа!» «Слышите ли вы, как верен естественному чутью и чувству человек?» – восклицает в «Разъезде» очень скромно одетый человек, подслушавший этот возглас «армяка». «Да разве это не очевидно ясно, что после такого представления народ получил более веры в правительство? Пусть он отделит правительство от дурных представителей правительства. Пусть видит он, что злоупотребления происходят не от правительства, а от не понимающих требований правительства, от не хотящих ответствовать правительству. Пусть он видит, что благородно правительство, что бдит равно над всеми его недремлющее око, что рано или поздно настигнет оно изменивших закону чести и святому долгу человечества, что побледнеют перед ним имеющие нечистую совесть»… и благомыслящий молодой человек, произносящий такие благонамеренные речи, тут же отказывается от выгодного предложения и решается остаться на своем скромном чиновничьем посту в далекой провинции, боясь, как бы на его место не сел какой-нибудь из героев «Ревизора».

Этот сладкий гимн правительству не был присочинен Гоголем после; наш автор так думал и в самый день представления своей комедии, на что указывают черновые наброски «Театрального разъезда» 1836 года. Князь Вяземский, который был свидетелем работы Гоголя над его комедией, был прав, когда, вспоминая в 1876 году старину, говорил, что либералы напрасно встречали в Гоголе единомышленника и союзника себе и другие напрасно открещивались от него, как от страшилища, как от нечистой силы. «В замысле Гоголя, – говорил Вяземский, – не было ничего политического. У либералов глаза были обольщены собственным обольщением; у консерваторов они были велики. Помню первое чтение этой комедии у Жуковского на вечере, при довольно многолюдном обществе. Все внимательно слушали и заслушивались; все хохотали от доброй души; никому в голову не приходило, что в комедии есть тайный умысел. Тайный умысел открыли уже после слишком зоркие, но вполне ошибочные глаза».

Князь Вяземский по поводу «Ревизора» сделал и еще одно очень верное замечание. Он сказал, что пороки и прегрешения героев «Ревизора» не должно преувеличивать, что все эти пороки очень обыкновенны и скорее могут назваться слабостями. Эта мысль была ему, вероятно, подсказана самим автором, который, как сейчас увидим, утверждал то же самое. Тот факт, что пороки, выставленные напоказ в «Ревизоре», были, действительно, скорее слабостями, чем пороками, позволяет думать, что наш автор имел в виду изобразить нравственное искривление человеческой природы, в основе своей порядочной. Мысль об общественном значении таких искривлений у него, конечно, была, но не ее выдвигал он вперед, а она сама навязывалась зрителю. Автор не указывал ни на какие специальные условия русской жизни, допускающие подобные искривления; он взял их как простой житейский факт, повсеместно распространенный, и недаром в «Театральном разъезде» он говорил, что его комедия должна произвести глубокое сердечное содрогание, потому что в ней везде слышится «человеческое»; автор хотел втолковать зрителю и читателю, что люди, им осмеянные, в сущности лишь слабые люди и отнюдь не злодеи, угрожающие обществу, и потому в «Отрывке из письма» и в «Предуведомлении» он поспешил дать их характеристики. Приведем эти характеристики вкратце, и мы увидим, что наш сатирик и обличитель общественных деятелей был в то же самое время для большинства из них адвокатом, просящим снисхождения.