Николай Васильевич Гоголь. 1829–1842

Рассказы графа Соллогуба должны быть поставлены выше повестей Марлинского. Типы, выведенные Соллогубом, более разнообразны, хотя от этого картина в общем не становится шире. Граф Соллогуб был большой знаток светской жизни и большой ее ценитель. Он любил дышать атмосферой гостиных, салонов, раутов, балов и концертов, и в своих повестях он довел изображение этой парадной обстановки до совершенства. Если в каких повестях читатель мог, действительно, очутиться в избранном светском обществе и притом среди живых людей, а не манекенов, так это именно в рассказах Соллогуба[264]. Моральная, обличительная тенденция сказывалась в них не так ясно, как в словах других писателей, быть может, потому что сам Соллогуб едва ли бы признал недостатком то, что в глазах других являлось недочетами аристократизма. Он с любовью вырисовывал свои типы, именно с любовью, чего нельзя сказать про других обличителей, и когда он вел тонкую дипломатическую беседу, всю построенную на любовной интриге, или давал почувствовать ту пропасть, которая ложится между людьми неравного происхождения, когда он рассказывал, как энергия и талант без светских заручек бьются напрасно, чтобы отстоять свою позицию в сердце светской женщины, когда, наконец, он вводил за собою в высшее общество какого-нибудь «медведя» с доброй и честной душой, предоставленного для травли, – то он был хозяином во всех этих нередко очень драматических положениях, но, склоняясь перед побежденными, он необычайно заманчиво рисовал победителей, в особенности женщин, настоящих львиц или таких, которые готовились со временем занять это амплуа.

При всех своих бесспорных литературных достоинствах повести Соллогуба грешили, однако, общим для всех таких повестей недостатком: и они рисовали лишь наименее интересную сторону светской жизни, устраняя массу самых существенных вопросов, с которыми светскому человеку, бесспорно, приходилось считаться не в гостиных, конечно, а в своем кабинете, на месте службы или у себя в деревне.

Если таковы были в общем рассказы лиц, хорошо знакомых со светской жизнью, которую они описывали, то об остальных бесчисленных повестях с неизбежными светскими героями придется сказать очень мало.

Хороший материал дал Загоскин в своих сборниках «Москва и москвичи»[265] – в маленьких сценках, написанных в повествовательной и драматической форме, в которых наш патриот описывал недавнее прошлое своей возлюбленной первопрестольной столицы. Рядом с довольно скучными описаниями московских достопримечательностей и древностей здесь попадались исторические картинки из жизни московских дворян, старой и современной, – типы московских старожилов, для которых вся вселенная сошлась на Москве, сценки семейные, типы кисейных барышень, которых надо было пристроить, описание старинных балов в Москве, описание нравов английского клуба с живыми портретами, очевидно, списанными с натуры, и т. п. мелочи московской жизни, художественно не обработанные, но ценные своей правдой, – во всяком случае, более ценные, чем та довольно широкая по размерам картина светской жизни, которую Загоскин пытался нарисовать в своем романе «Искуситель»[266] – в этом скучном, но в автобиографическом смысле любопытном произведении.

Шаблонные, по литературному трафарету нарисованные светские типы попадались в изобилии и в повестях Булгарина и Сенковского, которые, применяясь к требованиям средней публики, любили щегольнуть типами из высшего света, с которыми они сами были знакомы очень поверхностно. Искать живых людей в тех многочисленных нравоописательных сценках, в которых Сенковский изощрял свое остроумие, – напрасно. Как фельетонист с довольно большой сноровкой, Сенковский писал живо и умел смешить, но уже его современники оценили этот смех по достоинству и не относились к нему серьезно. Его сатира, в том числе и сатира на светское общество[267], была всегда целым рядом общих мест, которые читались только потому, что иногда бывали пикантно изложены. Когда же Булгарин брался говорить об аристократах, то даже этого малого достоинства его слова не имели. Они были донельзя бесцветны, хотя автор и стремился запутанностью интриги вознаградить читателя за шаблонность своих типов. Наиболее обстоятельно говорил он о светской жизни в своем большом романе «Записки Чухина»[268], в котором рассказывал о похождениях одного благородного юноши из низшего слоя общества. Этот скиталец стал случайным свидетелем целой запутаннейшей семейной драмы в одном барском доме и своей жизнью доказал, что не рождение красит человека. Характеры светские автору совсем не удались, и лучшие страницы в романе – описания тех притонов нищеты и тех тюрем, куда судьба занесла героя этого благонамеренного рассказа.