Николас Бюлоф — рыцарь-дракон с тысячью лиц

В богатой Шварбии у короля Арнульфа и так все хорошо было, а несколько мелких княжеств и герцогств вокруг равнялись на богатых соседей. В общем, получалось, что восточные монархии Дэнляндии были против объединения, а западные, во главе с Остфалией, пытались им его навязать. В принципе расклад сил складывался в пользу короля Отто, у «Востока» было только семь кэров (в Шварбии и Брумлянде, как и в Лердене, имелось по два рыцаря, а еще один — в Майне), а у «Запада» — десять. Но если пять из них были в Остфалии, то остальные пять по одному распределялись в мелких государствах. Не факт, что в случае внутреннего дэнляндского конфликта их быстро собрать удастся, если удастся вообще. Неудивительно, что князь с ректором старались Николаса из особнячка их делегации никуда не выпускать, а приглашения от «западных» кэров вульгарно перехватывали. Возможно, и пьянки непрерывно шли именно поэтому.

Такая рьяность ректора в защите интересов князя сначала показалась Николасу странной. Правителем Бурхард был скверным, университету никак не помогал, да и характер имел неприятный. Но оказалось, что у фон Кредера был свой резон.

— Сейчас Лерденский университет — главный мировой научный и культурный центр, а в случае утери княжеством суверенитета останется главным только в Дэнляндии! — резко ответил он на вопрос молодого кэра. — Мы тысячу лет добивались своего нынешнего положения, и я не хочу остаться в истории ректором, который его потерял!

Иностранные наблюдатели, которым объединение Дэнляндии было, понятно, ни к чему, тоже появлялись в особнячке — оказать князю Лерденскому моральную поддержку. А может, не только моральную. Так что пить Николасу пришлось с кэрами и из Вендии, и из Ибры, и из островной Пиктании, и из Галлодии. Большой разницы между этими рыцарями он не заметил. То есть внешне они, конечно, различались, а вот внутренне… Разве что пристрастием к разного вида горячительным напиткам, да еще и не все из них по-дэнски говорить умели. Но Николас сам их родными языками владел, можно сказать, свободно (ибрским чуть похуже), образование и происхождение сказывались. Кэр Гербер, впрочем, тоже, он за долгие годы жизни языки практически всех народов цивилизованного мира освоить успел.

Удивляло полное безразличие кэров не только к политике, но и к собственной жизни. Вроде все рыцари — одна семья. Но вот прикажут завтра их сюзерены убивать друг друга, сойдутся в смертельной схватке. Спокойно сойдутся, без лишних эмоций, как говорится, «ничего личного»! Получая удовольствие от красоты боя, как на спортивных соревнованиях. А после заключения мира или перемирия спокойно соберутся со вчерашними противниками и вместе помянут павших как достойных рыцарей и друзей, которым не повезло и которых им будет не хватать. Но опять же по принципу «не говори с тоской: их нет, но с благодарностию: были».[5] Какое-то странное братство фаталистов и пофигистов!

Появление в их особняке рыцарей из Галлодии Николаса немного напрягло. Сопровождали они вызывавшего у него не самые приятные чувства герцога Арлуньякского. Судя по всему, де Арлуньяк был у короля Леруа главным дипломатом, то в Вендию на переговоры ездил, теперь в Бренн наблюдателем явился. И активно сколачивал антиостфальскую коалицию, призывая князя Лерденского не просто сопротивляться объединению Дэнляндии, а возглавить в ней «парад суверенитетов» и добиваться низложения короля Отто. Беседы он вел очень напористо — Николасу удалось подслушать, когда в очередной раз ходил переодеваться, предварительно «случайно» вылив на себя стакан шнапса (пришлось специально налить его себе вместо красного вина, которое хлестали рыцари из Галлодии, такое хрен потом отчистишь…). Обещал герцог денежную и военную поддержку, причем солидную. А уж как землями Остфалии и ее союзников разбрасывался, заслушаешься! Что, впрочем, маги-слухачи короля Отто и делали, Николас же к их каналу связи подсоединился.

У самого молодого кэра де Арлуньяк вызывал все большее раздражение. Не любил он столь наглых и самоуверенных циников. Но понимая, что больше всего его раздражают не личные качества герцога, а его взаимоотношения с Орлеттой, старался себя сдерживать и быть объективным. И все равно завелся до того, что предпочел вернуться к рыцарям, а то уж готов был обернуться драконом и вместе с де Арлуньяком весь дом спалить.