Николка Персик (Кола Брюньон)

Необычайный был гомон. Шумила, потеряв терпенье, захлопнул железную дверь в лицо им; сквозь решетку просунулись его руки: одна по привычке окропила народ святой водой благословенья, другая же взметнулась, посылая на землю гром проклятия. В последний раз его круглое брюшко и квадратное лицо появилось в окне дома. Тщетно попытавшись перекричать улюлюкающую толпу, он вместо ответа со злобой показал им язык. На сем - ставни закрылись, дом оцепенел. Крикуны повыдохлись, площадь опустела; и, проскользнув между последних зевак, мы могли наконец постучаться к Шумиле.

Стучались мы долго. Осел не хотел нам открыть. - Батюшка! А, батюшка!

Наш зов был напрасен. (Мы ради шутки изменили голоса.)

- К черту! Меня нет здесь.

И так как мы все-таки настаивали:

- Убирайтесь вон, вон! - загремело изнутри. - Если вы, черти, тотчас не перестанете теребить и ломать мою дверь, я вас так окрещу!..

Он чуть не выплеснул на голову нам свой горшок. Мы закричали:

- Чего там! Плесни уж вином...

При словах этих буря чудом утихла. Красная, как солнце, добродушная рожа попа выглянула из окна.

- Э, да это вы! Персик, Ерник! А я-то собирался проучить вас! Безбожные шутники! Что же вы сразу не сказались?

Он сбежал по лестнице, ступени проглатывая.

- Входите, входите. Во имя Отца и Сына... Дайте я обниму вас. Добрые люди, как я рад видеть лица человеческие после всех этих павианов. Присутствовали вы при том, как бесновались они? И пусть беснуются - пальцем не двину. Поднимемся, - пить будем. Верно, жарко вам? Хотят заставить меня выйти со Святыми Дарами! Дождь-то ведь собирается. Господь и я - мы вымокли бы, как мыши. Разве мы на службе у них? Разве я батрак? Обращаться с человеком Божьим как со скотиной! Изверги! Я создан, чтобы лечить их души, а не поля их...

- Да в чем же дело, - спросили мы, - что морочишь ты нас? Кого ты бичуешь?

- Идемте наверх, - сказал он. - Там нам будет удобнее. Но сначала выпить надо. Мочи нет, задыхаюсь!.. Как вы находите вино это? Оно, что и говорить, не из скверных. Ну вот: поверите ли вы, друзья мои, что эти обезьяны норовят заставить меня служить ежедневно молебствие! И все из-за жуков.

- Каких жуков? У тебя они в мозгу жужжат; ты бредишь, Шумила!

- Какой там бред!.. - воскликнул он в возмущенье. - Нет, это уж слишком!.. Я - жертва их прихотей буйных, и меня же зовут сумасшедшим!

- Тогда объясни, объясни толком!..

- Вы меня оба загоните в гроб, - молвил поп, утирая лоб со злобой. Как могу я найти покой, когда ко мне и к Богу, к Богу и ко мне лезут день-деньской с дурацкими просьбами? И заметьте (ох, задохнусь, чего доброго), заметьте, что эти язычники о будущей жизни не думают вовсе, не моют души, как и ног не моют, а меж тем от меня требуют то ненастья, то ведра. Я должен приказывать солнцу, луне: "Немного тепла, теперь - влаги, не слишком, - теперь солнышка, мягкого, нежного, мутного, теперь ветерка но не надо морозов, пожалуйста, - полей-ка еще, смочи виноградник мой, Господи; стой, будет тебе