Никому не скажем

— Ев, ну, где твой грузчик? Я уже окоченела здесь стоять… — кричит Юлька. Кит хмыкает. И… вы не поверите. Идет к чертовому холодильнику. Срываюсь и семеню за ним следом. Скользко до ужаса, наледь во дворах никому и в голову не приходило счищать.

— Грузчик — это, видимо, я. Здравствуйте. Никита.

— Юля!

Вообще Юльку в этой жизни мало что могло удивить. И грузчик в пальто от Dior- тем более.

— Ну, что? Тогда приступим? Юр, что ты стоишь? Вот тебе помощник, давайте, мальчики. Удачи вам. Страховка нужна?

— Да справимся, Юль, иди, грейся. Ты ж вся окоченела! Говорю ей — иди, я сам посторожу. Так нет… — ругается Юра. — Ну, что, открывай дверь? Никит, ты на меня его наклоняй, а я подхвачу. Ну, погнали!

Пока мужики пыхтят над холодильником, мы с Юлькой поднимаемся в квартиру. Обычная трешка, которую государство выделило под социальный центр. Когда мы попали сюда впервые — здесь был настоящий клоповник.

Силами волонтеров его удалось привести в божеский вид. И с тех пор кого здесь только не было! Кто-то задерживался в этих стенах всего на пару дней, кто-то жил неделями, а кто-то месяцами. И у каждой женщины своя судьба, своя боль и своя трагедия. Иногда я думаю, как Юлька справляется с этим всем? И не нахожу ответа. Юлька — она блаженная, да.

— Баб Шур! Баб Шур! Это мы пришли! Ставьте чайник! — орет Юлька, войдя в квартиру. Из дальней комнаты выглядывает сухонькая старушонка.

— Сейчас-сейчас, голубушка! Я и пирогов напекла!

— Ага! Напекла… А я только-только на диету села! — жалуется еще одна постоялица. Совсем молоденькая девушка с беззубым младенцем на руках.

— Какая диета, глупая? Где это видано, чтобы кормящая мать да на диете сидела? Юль Санна, скажи этой глупой, что так нельзя!

Женщины тараторят, смеются. Гляжу на них и понимаю, что не имею права жаловаться на судьбу. Многие из них пережили настоящий ужас, но нашли в себе силы жить дальше. Так чего же я опустила руки? Нельзя так! Только бога гневлю.

Мы пьем чай, когда входная дверь хлопает. А секунду спустя в кухне появляются две высоких фигуры. Юрка и взъерошенный Кит. Он окидывает взглядом нашу разношерстную компанию и неуверенно кивает:

— Добрый вечер, дамы.

Алинка, самая молоденькая из присутствующих «дам», сжимается, втягивает голову в плечи и буквально сползает под стол. Я не знаю ее истории. Юлька не успела мне рассказать. Но по такой довольно говорящей реакции я могу предположить, что она боится мужчин. Поэтому, недолго думая, я приказываю Киту с Юркой убраться и сама бочком выбираюсь из-за стола. Юрка не удивлен. А вот Кит… его глаза буквально кричат о том, что мне придется все ему объяснить. Ну, и ладно. Может быть, он хотя бы теперь что-нибудь да поймет.

Глава 21

Кит. Двенадцать лет назад.

В комнате выключен свет. Красивое лицо Евы освещает лишь пламя камина да мигающие огоньки на сосне, нашими стараниями установленной в углу гостиной.

— Подумать только, ты действительно собирался встречать Новый год без елки!

— Я уже большой мальчик, в отличие от некоторых, кто все еще верит в Деда Мороза.

Ева задирает голову и показывает мне язык. Интересно, она вообще понимает, куда упирается ее затылок при таком маневре? Или, может, она меня сознательно дразнит?

— Заметь, он ко мне придет! Потому как, что?

— Что? — улыбаюсь я.

— В отличие от некоторых, я была хорошей девочкой! — Ева поднимает брови и опускает взгляд туда, где мои пальцы осторожно поглаживают голую полоску кожи, показавшуюся между резинкой ее рождественского свитера с оленем и поясом брюк. Смеюсь. Проникаю пальцами под одежду и вновь отступаю, подразнивая. Распаляя огонь.

— Ты понятия не имеешь, насколько я могу быть плохим. Хочешь, покажу? — склоняюсь над Евой и шепчу, как Змей-искуситель, ей прямо в порозовевшее ушко. Прихватываю нежную мочку зубами, веду по точеной скуле вниз. Ева чуть поворачивает голову, потираясь щекой о мой стояк, глядя мне прямо в глаза. Если она не прекратит — я кончу в штаны, как прыщавый задрот. Нам определенно нужно что-то решать с отсутствием секса в нашей жизни.

Трясу головой, отгоняя наваждение. Решать, конечно, надо, но не сегодня, когда дома и отец, и Марь Санна.

— Эй… Что-то случилось?

Валяться вот так на полу хорошо, но впереди сессия, и нам нужно готовиться к экзаменам.

— Пойду, возьму учебник.

— Зачем? — сводит брови Ева.

— Затем, что кое-кому неплохо бы подготовиться к сессии.

— Я, один черт, ничего не успею, Кит. Не стоит и пытаться.

Замираю с открытым ртом. Мне непонятно, она, что, готова вот так просто сдаться?

— Тебя же отчислят… — осторожно замечаю я.

— И что? Думаешь, я много потеряю?

— Конечно! Это же такой шанс выбиться в люди, Ева.

— Ты говоришь сейчас, как моя бабушка.

Ева встает с моих колен и садится по-турецки, обхватив тонкие лодыжки пальцами.

— А разве она не права? Ты же не просто так туда поступила, Ев! Ты достойна лучшего, понимаешь?

— Лучшего? Все эти издевательства Ника и ему подобных — это и есть то лучшее?

— Я предлагал его заткнуть… Но ты не позволила. Не надо было мне тебя слушать. Уже давно бы все утряс! — встаю с пола и упрямо складываю руки на груди.