Устало потянулась на кровати. Взъерошила волосы на голове, радуясь новому дню. Он простил, простил меня, и я никуда не поеду.
Да к черту пусть катится: этот Минск, этот Ариевский, эти разборки с контрабандой. Мы вместе уедем ото всех, сбежим от целого мира!
Завернулась в тёплое покрывало. Полная энтузиазма и радости, вышла из комнаты. В номере пусто оказалось. Оглядела всю площадь — безрезультатно. Интуиция подсказала подойти к ванной комнате. Когда за дверью послышался звук льющейся воды, сердце успокоилось. Всё хорошо. Он просто принимает душ. Сейчас выйдет, и я ещё один раз испытаю на выносливость его мужской организм.
На кресло села, подогнув под себя колени. Ждала. Долго ждала. Когда дверь отворилась, на месте подскочила. Как там говорил Тимур? Удар под дых? Так вот, это был не удар. Это был контрольный выстрел, прямо в голову!
— Ты уже проснулась? — Напротив меня стоял Ванька и удивлённо смотрел перед собой.
— Леся, Ле-ся, Ле-ся! Ты меня слышишь? С тобой всё хорошо? — Братец за плечи тряс, а я не реагировала.
На ноги в одно мгновение подскочила, отталкивая в сторону Ваньку. В ванную комнату рванула, прикрывая рот рукой. Облегчение наступило нескоро. Даже, когда желудок полностью стал пустым, тошнотворные спазмы терзали до самого обеда. На помощь пришла минеральная вода с лимоном. На другое даже смотреть не хотелось.
Полностью подавленная и опустошенная, я кое-как дожила до вечера. А уже вечером, в аэропорту, действительно встретилась с ним. Бежала на встречу, подобно паруснику, который поймал попутный ветер. Так и повисла на мужской шее, целуя любимые губы до болезненных покалываний.
— Ты не бросил меня, мой родной, мой любимый! — Шептали мои губы над его ухом.
Он гладил меня по спине, опустив подбородок на плечо:
— Нет, счастье моё. Разве я когда-нибудь давал тебе повод усомниться в моих словах? До скончания временем "твой", и с этим ты ничего уже не сможешь поделать!
Ревела в три ручья просто, не желая расставаться. Тимур говорил, что ему нужно время, чтобы решить все вопросы. А сделать это можно было только в том случае, если бы я находилась в безопасности и подальше от всего этого дерьма.
— Знаешь, Вольский. Мне кажется, я влюбилась в тебя, — шепнула ему над ухом за минуту до прощания.
— Когда кажется — креститься нужно, Вольская, — Тим улыбнулся на одну сторону, а затем к себе прижал крепко-крепко, говоря: — тебе не кажется. Я давно это понял. Ещё, когда ты в воскресенье в восемь утра подскочила и стала подслушивать разговор в моём кабинете.
— Я? Подслушивать? Ты что-то путаешь! Ты же сам тогда громко говорил, особо не скрываясь.
— Не скрывался. И если бы ты очень хотела, то позвонила в этот день сестре и узнала, что мы тогда с ней не разговаривали.
— А с кем же тогда говорил? С самим собой, что ли? — Я искренне удивлялась вновь открывшимся обстоятельствам.
— Нет, конечно же. Может, я и влюблённый по уши дурак, но раздвоением личности не страдаю. Я говорил с твоей мамой. Это она звонила и она просила, чтобы я встретил Дашку и перевез её вещи. — Тимур в «открытую» смеялся, наблюдая, как на моём лбу собирались складки.
— Вы с моей мамой давно "заодно", правда?
“Боже, где это было видано, чтобы тёща влюбилась в зятя задолго до того, как с ним породниться “, — это я уже говорила самой себе, смеясь над всей абсурдностью ситуации, которая тогда возникла в кабинете Вольского. Видимо, точно влюбилась ещё тогда, раз ревновала к собственной сестре. Дашке, хоть и понравился Вольский, но она бы в жизни не стала играть с ним за моей спиной. Ни так воспитала нас мама!
— Получается, ты знал, что я стояла за твоей спиной и всё слышал?
— Конечно, знал. Я же не глухой, счастье мое. И к тому же, ты совсем не умеешь тихо ходить, если что!
На самолёт я едва не опоздала — настолько не хотелось расставаться с любимым мужем. Зато с чистым сердцем и спокойной душой, я смотрела в окно иллюминатора, думая, что первым делом, когда прилечу в Минск, куплю в аптеке тест на беременность. А затем позвоню мужу и скажу, что через девять месяцев в этом мире на одного Вольского станет больше!