Никон

Кроме того, он умел давать отпор расколу; можно считать коли не вполне доказанным, то весьма вероятным, что, если бы не опала Никона, дальнейшее развитие раскола было бы задержано.

Эти заслуги и достоинства помогли Никону достичь влияния, которым далеко не пользовались его ближайшие предшественники.

Алексей низко преклонялся перед Иосифом; по его собственным словам, когда получилось известие о смерти этого патриарха во время богослужения, он и все присутствующие были поражены таким «ужасом», что «с трудом продолжали пение». Тем не менее, — если исключить Филарета, занимавшего особое положение в качестве отца царя, — патриарх, как и все иерархи московской церкви, был лишь государственным чиновником, поставленным во главе духовенства, всецело подчиненного светской власти. Его избрание, как и назначение митрополитов, епископов и даже главных архимандритов, в сущности, зависело исключительно от усмотрения царя. Это и не могло быть иначе, потому что в древней Руси епископы были не только пастырями душ, но и агентами правительства с весьма широкими полномочиями административного свойства. Владея огромными имениями, они не только всецело управляли ими. но и командовали иногда войсками, составлявшими автономные части; при этом они действовали всегда в качестве уполномоченных государя, единственного источника всякой вообще власти. Превращение московской митрополии в патриархат — дело исключительно светской власти — ничего не изменило в этом распорядке.

Идеи и чувства Алексея как нельзя более совпадали с представлением о государе как об истинном главе московской церкви. Он до такой степени был проникнут церковным духом, что проникался им даже в военных делах. Одного из полководцев, разбитых поляками, он упрекнул в нарушении не правил стратегии. а предписаний Священного Писания; другому же рекомендовал как средство достичь больших успехов пение «унисоном» во время ратных богослужений. Он составлял предписания о соблюдении постов, созывал важнейшие соборы семнадцатого века и нередко разрешал возникавшие на них религиозные споры вопреки мнению большинства и даже самого патриарха.

Возведение Никона в сан патриарха не внесло никакого принципиального изменения в этот порядок вещей. По свидетельству некоторых современников, преемник Иосифа заручился хартией, обязывающей царя не вмешиваться в церковные дела и признавать решении патриарха окончательными и неоспоримыми. Но, подписавший в сане простого архимандрита уложение 1648—1649 гг., Никон, и став патриархом, не выразил никакого протеста против тех постановлений этого кодекса законов, которые в корне подрывали независимость церкви. Он примирился с установившимся порядком вещей, предпочитая использовать личное влияние для обращения в свою пользу естественных последствий такого строя. Вместо того чтобы подрывать светскую власть, Никон стал опираться на нее для обеспечения собственного могущества.

По закону судебная автономия, которую себе присвоил таким образом Никон, не исключала возможности апеллировать к царю. Но когда один дьякон попытался воспользоваться этим правом в 1655 году, царь заявил ему: «Мой друг, если бы я стал отменять решения патриарха, он скоро вернул бы мне свой посох и сказал бы: «Управляй сам моими иноками и священниками».

Впоследствии Никон пытался лично достигнутые преимущества объединить общею доктриной: он уверял, будто подписал уложение лишь по принуждению; в 1653 году он дал перепечатать «Номоканон»[1] с тенденциозными дополнениями в этом смысле. Ему приписывали даже намерение приобщить себе сан папы, который некогда принадлежал восточным патриархам.

По отношению к своим подчиненным Никон держал себя настоящим тираном. За малейшую провинность архимандритов и протопопов заковывали в цепи и заставляли работать и ночи в патриаршей пекарне или обрекали на голодную смерть в подземных темницах. По словам Павла Алеппского, верховная власть в московском государстве была разделена между царем, патриархом и келарем Троицкой лавры, причем последний обставлял свои выезды пышнее соперников по власти. Тем не менее Никон вскоре низложил его и принудил исполнять обязанности мельника в небольшом монастыре, где тот и окончил свои дни.

Под конец власть патриарха опиралась также на несметное богатство. К огромным имениям, унаследованным от предшественников, патриарх, вопреки уложению, не переставал присоединять новые, так что число патриарших крепостных возросло с 10 000 до 25 000; от каждой земли, отходившей в казну, он заставлял отделять для себя некоторый участок.