— К миссис Смит. Но я с ней не говорил обо всем этом гадком деле. Я собирался было, но… Видите ли, мы с ней никогда не обсуждали мою… мою семейную жизнь. И я так и не сказал ей о том, что произошло.
— Так. А в котором часу вы вышли от миссис Смит?
— Не помню точно. Но дома я был уже к обеду. По пути я никуда не заходил.
— А после обеда?
— К нам приходили гости — поиграть в бридж. И до следующего утра я не выходил из дому.
— Спасибо… — Ханнасайд что-то быстро писал в своем блокноте. Тон его не выражал ровным счетом ничего.
Лаптон с тревогой посмотрел на суперинтенданта.
— Вы… вы хотели бы еще что-нибудь узнать у меня или… Или я могу идти?
— Нет, пока что мне от вас ничего не нужно, — сказал Ханнасайд, не глядя на него.
— Тогда я пойду?
— Идите.
Маленький Лаптон поднялся, вздохнул и исчез из комнаты.
— Бедняга! — заметил Джилс. — Какое испытание для него — оказаться в такой передряге! Как вам понравилась его история?
— Мне не понравилось его алиби, — угрюмо отвечал Ханнасайд.
— Которое? А, ну конечно, условленное с Глэдис Смит, не так ли?
— Ну да, что бы то ни было, она поклянется, что Лаптон был у нее, — сказал Ханнасайд.
— Все верно, но мне не совсем понятно, как он мог проникнуть сюда, в дом, не будучи замечен никем из домочадцев или прислуги. Конечно, Лаптон невелик по размеру, но все же не настолько, чтобы его не разглядеть!
— Дело в том, что помимо парадного входа в доме имеется и черный ход, — сказал Ханнасайд. — Например, дверь, ведущая в сад. Туда можно пройти незамеченным, вполне можно. А лестница как раз начинается у этой двери. Пока семья сидела за вечерним чаем, кто-то мог запросто пробраться в спальню Мэтьюса.
— Но какой в этом был бы прок? — удивился Каррингтон. — Ведь Грегори в тот момент не было дома! Куда бы он влил яд?
— Вы забываете о той бутылочке тоника, которую так благополучно разбили! — сказал Ханнасайд.
Джилс поднял брови.
— Откуда Лаптону было знать, где она хранится? И что Грегори станет ее пить?
— Отчего же, он мог знать. И поэтому, например, разбил ее, когда утром на следующий день заявился туда со своей супругой.
— И все-таки, как мне кажется, по его характеру он мог скорее пойти на развод, чем на убийство, — с сомнением сказал Каррингтон.
— Да, но ведь он здорово набрался духа. Посмотрите, какую накатал грозную записку. Он и сам это сознает. Видимо, эта Глэдис Смит была ему очень дорога. Я с вами не соглашусь, нет. Он хотел избежать скандала, хотел уберечь репутацию дочерей и все такое прочее. И он после развода не остался бы чистеньким.
— Это верно, но ведь он не мог быть уверен, что со смертью Мэтьюса окажется в безопасности. Ведь Мэтьюс мог для надежности доверить это дело и кому-то другому, не правда ли? Например, взять этого лощеного Рэндалла. Он ведь наверняка знал.
— Да, но ведь, если вы заметили, Лаптон был просто поражен этим. Значит, Лаптон считал, что, кроме Грегори Мэтьюса, о его любовнице никому не известно.
Ханнасайд взял со стола записку Генри. Лаптона, сунул ее в карман и задумчиво произнес:
— Хотел бы я знать, что так заинтересовало мистера Рэндалла Мэтьюса в этом сборище мелочевки, которую я вывалил на стол… Я заметил это.
— А я нет. Разве он был чем-то удивлен?
— Я почти уверен. То ли он был удивлен тем, что увидел, то ли тем, что ожидал увидеть, но не нашел — не знаю. Если оставить в стороне его обязанности как душеприказчика, которые, я думаю, его весьма и весьма побеспокоят, то все же: почему это он приперся сюда понаблюдать, как мы будем рыться в дядюшкиных письмах? Он ведь, вероятно, рассчитывал, что мы что-то найдем?
— Наверное, то самое, что мы и нашли, — сказал Каррингтон. — Вот эту записку от Лаптона.
Ханнасайд с минуту подумал.
— Да, пожалуй, это вполне могло быть и так. Старый Мэтьюс мог посвятить его в это дело. Недаром он сделал Рэндалла наследником. Но почему Рэндалл так пристально рассматривал содержимое ЭТОГО ящика? Что там такое он углядел?
— Вы скорее всего были правы, когда заметили, что он удивился тому, что там ЧЕГО-ТО НЕ ОКАЗАЛОСЬ…
— Вероятно. Но более всего меня тревожит этакая странная деталь — нигде: ни дома у Мэтьюса, ни в офисе — мы не обнаружили никаких следов его старой переписки.
— Есть люди, которые имеют привычку рвать письма сразу, как только ответят на них, — заметил Джилс. — А вы что, считаете, что кто-то до нас уже рылся в его бумагах?
— Я пока еще ничего не считаю. Но если Мэтьюс сам уничтожал всю свою переписку, это может свидетельствовать о довольно странной мании, особенно с учетом того, что человек он был деловой.
— А может быть, это рука Рэндалла? — предположил Джилс.