Никотин убивает…

— Минут двадцать, — Гай снова забегал по комнате. — Нет, я все же не могу понять маму. Обычно она не болтает лишнего. А тут вдруг наговорила с три короба… Хоть бы она перестала стонать, что тоскует по тете Гарриет! Большей нелепости просто не придумаешь! Все это выглядит фальшиво, как шестидолларовая банкнота.

— А знаешь, — вдруг сказала Стелла. — Я думаю, она действительно может скучать по тете Гарриет.

Гай вылупился на нее:

— Да они же все время цапались!

— Да, но ведь они так привыкли к этим перепалкам, и потом, очень часто они вместе нападали на дядю. То есть у мамы был какой-то партнер, хороший ли, плохой ли… Было с кем спорить и ссориться… И когда одна болела, другая за ней ухаживала… Ведь так?

— Лучше бы они не ухаживали друг за другом! — нервно вздохнул Гай. — Что это там мама дала ей утром после завтрака? Вместо того чтобы вызвать доктора! Да еще запретила прислуге заходить в спальню к тете Гарриет! Полиция теперь и за это ухватилась.

— На месте мамы всякий бы поступил точно так же. Это естественно, ведь мама думала, что тетя уснула.

Гай только было разинул рот, чтобы ответить, но тут дверь в библиотеку отворилась и миссис Мэтьюс, стоя в дверном проеме, негромко сказала:

— Стелла, ты мне нужна…

— Да, мама, я здесь. В чем дело?

Миссис Мэтьюс ввела ее в библиотеку.

— Милая моя девочка, я прошу тебя хорошенько все вспомнить и рассказать суперинтенданту. Помнишь, когда бедная тетя Гарриет почувствовала себя плохо, мы с тобой решали — послать за доктором или нет?

— Да, я прекрасно это помню, — отвечала Стелла. — И мне казалось, что вызывать его нет никакой нужды.

— Все это бесполезно, миссис Мэтьюс, — заметил Ханнасайд, сидевший у окна. — Но факт остается фактом, и вы не вызвали врача к больной, хотя с вашим опытом должны были вполне понимать необходимость этого. Вот и все. Слуги говорят, что, когда она проходила по холлу, на ней просто лица не было…

— Слуги вам расскажут! — вмешался Гай. — Им просто охота почесать языки, это ведь темные люди…

— Итак, миссис Мэтьюс, вы не заметили у своей золовки симптомов никотинового отравления? — бесстрастно продолжал Ханнасайд, не обращая на Гая ни малейшего внимания.

— Нет, естественно! — воскликнула миссис Мэтьюс. — Я была уверена, что у нее обычная слабость.

— А разве она не жаловалась вам на ужасное самочувствие?

Миссис Мэтьюс глубоко вздохнула:

— Да, но мисс Гарриет никак нельзя было отнести к разряду стоических женщин… Она не склонна была преуменьшать свои недуги, скорее наоборот… Во всяком случае, для меня было очевидно, что у нее расстройство желудка, и я попыталась ей помочь, чем могла…

— И все же миссис Бичер, которая знала ее больше семи лет, говорит, что мисс Гарриет не любила болеть и терпеть не могла, когда за ней ухаживают! — заметил непреклонно Ханнасайд.

— Что вам может сказать кухарка? Неужели вы думаете, что мисс Гарриет стала бы доверительно с ней беседовать? Стелла, расскажи, какой шум поднимала тетя Гарриет, стоило ей слегка простудиться!

— Миссис Мэтьюс, мне заранее ясно, что ваша дочь подтвердит любое слово, сказанное вами. Для меня это ничего не значит.

И тут Гай, который до тех пор молча кусал губы, вдруг сказал отчаянным голосом:

— Погодите. Стелла, усади маму. Послушайте, суперинтендант, моя мать здесь совершенно ни при чем. Что говорит кухарка, это совершенно неважно. Мы, все трое, совершенно отчетливо видели, что мисс Гарриет была слегка нездорова, вот и все! Не станете же вы звать врача из-за легкого несварения желудка?

— Все может быть, — покачал головой Ханнасайд. — Но между завтраком, где мисс Гарриет видели вы, и ее появлением в холле, где ее видел дворецкий и кухарка, не могло пройти больше одной-двух минут, а за такой короткий срок человек не может так резко заболеть…

— Но послушайте, ведь тогда вы должны признать, что лекарство, которое дала мама, она выпила уже после того, как ей стало худо! После завтрака и после ее появления в холле!

— Да, я это учитываю, — холодно заметил Ханнасайд.

— Это абсурдно, но суперинтендант считает, что я могла влить яд в утренний чай мисс Гарриет, — с вымученной улыбкой сказала миссис Мэтьюс. — И если бы это не било так больно по чувствам, я могла бы просто посмеяться над такими заявлениями! Я не вставала до самого завтрака, я не была одета, я, наконец, просто спала — что я могла сделать с чаем на подносе, в коридоре?

— А вот девушка, которая заходила к вам в спальню в то утро, утверждает, что вы уже вполне проснулись к этому моменту. Так что уверены ли вы, что говорите мне правду?

— Я понимаю только то, — трагическим голосом воскликнула миссис Мэтьюс, что вы чувствуете себя вправе оскорблять меня, как только возможно. Вам остается только арестовать меня… И я удивляюсь, почему вы медлите…

И тут снова вступил Гай. Он вцепился руками в спинку стула, на котором сидела мать, и срывающимся голосом заговорил:

— Никто не арестует тебя, мама. Вы очень проницательны, суперинтендант, но это… Это я отравил тетю Гарриет. Мама здесь ни при чем.

— Гай, идиот! — вскрикнула Стелла.