Никотиновая баллада

Шли минуты и часы. Мой надсмотрщик то и дело куда-то выходил и тут же возвращался. Пару раз спросил, не хочу ли я в туалет, или попить, или еды. Я не ответила. Я упорно искала в себе хоть что-то, за что можно ухватиться. Мне не хотелось умирать совершенно пустой, полой.

Мама и папа… запах ванили… их могилы, куда я приходила плакать, когда было особенно плохо… Детдом, коридоры с облупившейся зеленой краской, овсянка, чужие лица, шершавые и брезгливые… Мик… мой синекрылый ангел, дым его сигарет, кошмары, которые только он один умел отгонять. Только мой, и ничей больше…(Мне показалось, что внутри стало чуть-чуть теплее. Может, еще не все умерло?..) Дар — убийца с серебряными волосами… эстет, эссеист, коллекционер, творец изящного небытия. Мстящий Богу или играющий с Богом в запутанную игру… Три смерти. Три заказанных ему смерти… Ближе, теплее. Я почти чувствую… но что? Я не хочу, чтобы они умирали. Да, так и есть: чувствую, что НЕ ХОЧУ. Но почему, почему, черт возьми?!.. Я их простила? Нет, не то. Во мне нет ничего от христианского слезливого милосердия, от услужливо подставленной левой щеки. Из-за Мика — ведь он ушел оттого, что я вконец озлобилась, что слово 'избавление' стало для меня синонимом слова 'месть'?.. Тоже не то. Но что же тогда, Господи, что?.. Мне казалось, если я пойму это, все станет просто и ясно. Ясно и хорошо, так хорошо, как не было даже в раннем детстве…

Мне стало жарко. Онемевшие ладони уже не ныли — я перестала их ощущать. Так, все сначала: Мик, Гаврик, Дар… Медведь, Зуб, Голова… дурная бесконечность, седьмой круг ада… или восьмой?… не девятый точно — там холод и лед, а здесь жар и пламя. Картина… Что было на той картине, что я оставила в уплату Дару? Что я сотворила под его глючным 'глинтвейном', снявшим запреты с подсознания, оживившим тайные желания и страхи?.. Не помню, ничего не помню. Нет, помню одну деталь. Одну-единственную: два сцепившихся намертво врага, клубок из тел, зубы одного вгрызаются яростно в шею другого… но тела так сплетены, почти вливаются друг в друга, что он рвет мясо своего же предплечья. Совсем небольшая деталь композиции в правом нижнем углу. Бесконечность, замкнутый круг из сплетенных тел: пламя, страх, ненависть, боль, отвращение…

И тут я поняла. Как-то разом, вдруг осознала: если они, эти трое, умрут по моей вине — цепь не разорвется. Даже если меня сейчас убьют, цепь не разорвется. Значит, мне нужно выжить — чтобы позвонить Дару и аннулировать наш договор.

— Слушай, — обратилась я к своему охраннику (от волнения и оттого, что глотка у меня пересохла, голос клекотал, как у злой птицы), — я понимаю, это звучит как бред, но ты должен отпустить меня. Я должна кое-что исправить, пока не поздно. Понимаешь, я наняла киллера на трех людей. Один из них Зуб.

— Что ты мелешь? Тебе, что, от лампочки голову напекло? Бедняжка! — Оживившись, скучающий отморозок изобразил конвульсии смеха. — Неужели ты думаешь, я поверю, что ты вдруг с такой силой полюбила босса, что жаждешь спасти его от смерти?.. Да и откуда у тебя бабло на заказ аж троих сразу?

— Придурок, я себя хочу спасти, а не его. Я хочу разорвать цепь дурной бесконечности. Свою цепь!..

— Ну, точно свихнулась!

— Идиот! Сейчас же развяжи меня!!!

Я принялась раскачиваться на стуле, изо всех сил напрягая мышцы.

— А вот это ты зря…

Он вышел и вернулся со шприцем. Не слушая моих криков, нацелил иглой в шею, а когда я дернулась, закатил такую оплеуху, что вместе со стулом я загремела на пол. Он не стал поднимать меня — наклонившись, сделал укол и вышел. Видимо, то было снотворное: через пару секунд перед глазами у меня все поплыло…

Пробуждение было еще менее приятным, чем предыдущее. Я не могла открыть левый глаз — он заплыл после оплеухи. Щеку леденил шершавый бетон. Голова была словно набита ржавым железом. И со страшной силой хотелось пить… Но главное — у меня не осталось ни единого шанса.

Я тихонько заскулила. А потом взмолилась, обратясь к тому единственному, кому я была нужна и кто был нужен мне, к единственному моему свету. 'Мик, пожалуйста, помоги мне! Я маленькая дрянная девчонка, прости меня… Помоги мне все исправить! Я хочу жить, я хочу очиститься — позволь мне выбраться отсюда!.. Ты же сам знаешь, что ты для меня — всё. Что я люблю тебе сильнее всего на свете…'

……………………………………………………………

МИК:

Я не заметил момента перехода — как из своего мира, из нежно-светлого адского мирка оказался вдруг в каменной норе, освещенной тусклой лампочкой, рядом с избитой и скрученной веревками Тэш. Первым порывом было броситься к ней, но я осадил себя: ни развязать ее, ни справиться с ублюдками и вывести из плена — было для меня нереально.