Никто и звать никак

— Мама-Юленька! – закричала Соня. — Не нужно смотреть! Я вычищу чужих и уйду. Ты только подвинься, там за тобой ещё что-то прячется.

— Юленьки, я вас всегда любила! Не отдавайте меня этому!

— Х-х…

Появился Витькаля с пустым стаканом.

— Там и технической не дают!

— Добудь хоть сколько…

— Ва-ва-в-ва…

— Ы-а!.. – натруженное чрево пытается внутренности выблевать на загаженный пол.

Крики, стоны, визги, мольбы – и всё зря. Того, кто вырос в Семейном, причитаниями не разжалобить. Когда Витькаля появился со стаканом чистой воды, выклянченной или украденной где-то, он увидел, что Сонечка сидит, прижавшись к матери, стараясь сколько возможно отодвинуться от зловонной лужи, и на голове у неё нет страшных чёрных полос.

— Тише, — сказала Сонечка. – Мамы спят.

— А эти где?

— Вот они, — палец указал на растёкшуюся по полу блевотину. – Теперь надо пол мыть, а у нас воды нет.

* * *

— Баю-баюшки-баю, баю мамочку мою. Спи мама-Юленька, спи мама-Юляшка. Всё хорошо, дочка вернулась, мальчики в порядке, спят в детской комнате на своём коронном верхнем месте. Сегодня они вели себя достойно, не как детишки, но как мужчины. Завтра я пойду в Управление полиции и заставлю отпустить пап.

— Как ты это сделаешь? – спросили спящие мамы.

— У меня нет документов, поэтому, что бы я ни сказала, первым делом меня подключат к психоанализатору, чтобы установить личность. А дальше я сделаю всё, что угодно.

— Только не надо никого убивать!

— Конечно. Когда убиваешь другого, то понемножку убиваешь и себя. А полицейских и не за что убивать. Они же не плохого хотят. Им хочется улучшить статистику раскрываемости преступлений, а что при этом невинные в тюрьме сидеть будут, они просто не думают. Ещё им денег хочется; в этом ведь тоже нет ничего плохого. Денег хочется всем. Я суну взятку полицейскому начальству, и к вечеру папы будут дома.

— Боже мой, Сонечка, — откуда у тебя такие слова? Мы тебя им не учили. И откуда у тебя деньги на эту… взятку?

— А ты знаешь, сколько денег перечислил покупатель бандитам за то, что они меня украли? И сколько всякой грязи вывалил он на меня из своей вонючей памяти?.. Это счастье, что меня нет, иначе я давно бы умерла. Я была бы счастлива не знать и не уметь всего этого, но теперь уже ничего не переделаешь.

— Ты убила этого человека?

— Нет. Я сделала с ним хуже.

Они долго молчали – спящая мама и бессонная Сонечка.

— Мама, ты теперь будешь меня бояться?

— Я люблю тебя больше всего на свете и буду любить всегда.

— И немножко бояться.

— Ну, разве что, совсем немножко.

— Знаешь, мама, мне, наверное, лучше жить отдельно. У меня есть своя комната, всё будет очень просто устроить.

— Ты с ума сошла! Ты же ещё совсем ребёнок.

— Ещё добавь, что такие, как я в школу ходят. А я не хожу. Я – никто, значит, возраста у меня тоже нет. Если я останусь, ты будешь вскакивать по ночам от мысли, что чудовище подбирается к твоему спящему сыну. А каково будет Витькале? Он храбрый мальчик, но он видел, как я давила тёток и выхаркивала то, что осталось от них. Ты не беспокойся, я буду приходить часто. А звонить так и вовсе каждый день. Я завтра же пойду и куплю всем телефоны. А хочешь другую квартиру, в пять раз больше этой? Думаю, денег хватит.

— Нет-нет! Что ты… У нас очень хорошая уютная квартира. Надо же такое придумать – квартира в пять раз больше нашей… Хотя, это всего лишь сон, а во сне бывает всё, что угодно.

— Но утром сон начнёт сбываться, и ты поймёшь, что это к лучшему.

— Как может быть к лучшему, если ты уйдёшь?

— Ну, куда я денусь? Ведь кроме вас у меня никого нет. И попробуй только не позвать меня, когда на ужин будут блинчики с патокой!

— Сонюшка, ты прелесть!

— И ты, мама, прелесть. Я тебя очень люблю.

— Почему ты говоришь так, будто я одна? Ведь меня две…

— Потому что мы спим. Ты – давно, а теперь и я уснула. Во сне нет Юляшки и Юленьки, есть только моя мама. И я тоже, пусть самую капельку, но есть.

* * *

Все знают, если ребёнка украли, его больше никто не увидит. Увидеть можно тело, но в нём будет совершенно другой ребёнок, богатый и благополучный, которому нечего делать в тех местах, откуда была похищена его обновка. Украденные дети никогда не возвращаются.

Сонечка шла по дортуарам Семейного, и десятки взглядов провожали её. Все знали, что её похитили, все видели, что она вернулась. Спросить напрямую никто не решился, лишь пара самых отчаянных выкрикнули, будто ничего не случилось:

— Сонечка, привет!

И Сонечка отвечала, как привыкла за последние годы:

— ЗдорОво!

Кто и зачем обучил малышку фамильярному приветствию, не скажут и старожилы Семейного, но зато все могли убедиться, что перед ними действительно Сонечка; подмены нет.