Никто, кроме президента

– А вот это – положено? – Сердюк сунул ему под нос кулак. В кулаке было зажато надтреснутое яйцо. – Видишь, оно крутое. Давай-давай, щупай сам. И чего это значит? Это значит, при попадании в голову оно могло причинить самому Генеральному – ты понял? – секретарю ранение, не совместимое с жизнью. А это уже не хулиганство, а прямой теракт, оранжевый уровень угрозы. И его прокакал ты лично. Мой босс сейчас запросто стукнет вашему, и тебе хана – дворником не возьмут. Но мы готовы забыть, если вы сделаете по-моему… Ну, все еще не положено или как?

Лицо Железова пошло ржавыми пятнами, и он выдавил: «Или как…»

Едва наша кавалькада отъехала от Библиотеки, я с чувством пожал руку своему главному охраннику и произнес:

– Спасибо, выручили. Эти стервецы могли ведь и вправду мне череп раскроить.

– Да нет, не могли бы, – успокоил Сердюк. – Це дурны диты, факт, но не паскуды. Яйца у них все были сырые, скорлупа тонюсенькая. Максимум синяк.

– Но как же то, крутое? – с удивлением спросил я.

– А-а, – отмахнулся Сердюк. – Так я его с собой вчера из дому взял. Думал облупить в самолете и съесть, да замотался и забыл. После гляжу, оно уж пахнет. Хотел выкинуть его к бесу, но чего-то пожалел: вдруг, думаю, еще сгодится?

10. БЫВШИЙ РЕДАКТОР МОРОЗОВ

Маяковский – подлый поэт. «Моя милиция меня…» Фу, продолжать противно! Глупость. Мерзость. Так и столкнул бы рифмоплета с пьедестала на Маяковке, прямо в лапы окрестных ментов. Вот бы он покрутился, объясняя им, чего он такой дылда, чего такой каменный, чего ошивается у станции метрополитена. Представляю их разговор. Он им, значит, гордо: я поэт, зовусь я Цветик. А они ему: нам по барабану, поэт или ассенизатор. Скажи-ка, дядя, не шахидам ли ты знак подаешь, где фугас закладывать? Точно нет? А чем докажешь, что нет? Ну-ка, похрусти доказательствами. Не имеешь? Ни веского, цвета морской волны? Ни пожиже, цвета вишни? Ни самого пустякового, желтенького, с Большим театром? Ах, у тебя одна паспортина в кармане – древняя, краснокожая? Да, мужик, припух ты капитально: нарушать паспортный режим никому не позволено… Ба-а-а, а это еще что? Сто томов партийных книжек? Где лицензия на торговлю? Где накладная? Нет? И штраф платить не хотим? Тогда мы сейчас тебя вместе хорошенько по-бе-ре-жем…

Я осторожно выглянул из-за угла и с облегчением увидел, что путь свободен. «Мой» мент перешел дорогу и отыскал себе другую жертву – испуганное лицо кавказской национальности, состричь с которого можно втрое больше, чем с бедного продавца прессы.

Кажется, пронесло. Но толку-то? Непродуктивный выдался денек. Глянец совсем плохо идет. Еще не взяли ни одной «Атмосферы», ни одной «Мансарды», ни одного паршивого «Каравана историй» – одни только газеты разбирают: «Листок», «Новый Курьер», «Вечерку». Притом два подлеца утром опять корчили гримасы, узнав, что «Свободной» я не держу. А еще трое поскандалили, что, мол, пресса мятая. Но как же ей быть не мятой, когда я ее на животе ношу! Будто мать твоя Ниловна – листовки. Если вам не нравятся мои газеты – пожалуйста, выписывайте свои на дом. Или поищите среди газетных автоматов в метро хоть один несломанный. Или вон делайте крюк в полкилометра от метро, бредите к киоску, но едва ли в утренний и вечерний наплывы киоскер будет на месте. Зря мы, что ли, Галине Борисовне сбрасываемся?..

– Виктор Ноич, «Московский листок» есть? Остался?

Мой постоянный покупатель подошел. Знает, как меня зовут. Знает, что спрашивать надо вполголоса. На полтинник сдачи может махнуть рукой. Идеальный клиент, таких мало.

– Для вас – всегда есть. Сейчас вытащу, только заслоните меня, а то мент вроде смотрит. Вот, держите.

– Ой и нам «Листок», и нам! Мы тихонько.

Две примелькавшиеся тетки-работяги, обе уже ученые, молодцы, встали правильно. Я-то прикидывал, что вечерний клиент кончился, однако идет еще, родимый! Ползет, шевелится. Наверное, где-то в центре пробка была или метропоезд взял внеплановый тайм-аут. Рано мне сворачиваться. Глядишь – я и норму свою сегодня наверстаю. Нил десперандум, как говорили древние латиняне. Не надо отчаиваться. Эх, хоть бы еще «Elle» кто взял! Таскаю его на пузе уже третий день, спасибо, что в пластик закатан…

– «Листок» есть, батя?

Бритый качок. Смотришь на таких и умиляешься: с этакой мордой, с этакими бицепсами, а ведь буквы знает! Жива, Самая Читающая.

– «Вечерка» осталась, молодой человек?

Пенсионерка в очках. Интеллигентная. Кефирчиком пожертвует, но свою вечернюю газету купит и вместе с соседкой изучит, от логотипа до прогноза погоды. А потом кошке подстелит.

– «Московский листок» не кончился?

Солидный господин в белом пиджаке. Такие обычно «Коммерсантом» интересуются. И, если вокруг никого нет, «Пентхаусом».

– «Советская Россия» есть?