Никто, кроме президента

Одна из подаренных мной машин была, между прочим, среди авто, на которых меня забирали. Уйма всякой твари слетелась тогда в Жуковку на шабаш. Воздух вокруг дачи сгустился до того, что почти уже искрил: мат-перемат, пороховая вонь, камуфляжный азарт, вой окрестных шавок, вспышки блицев. Словно не фирмача взяли, а скрутили в честном бою аж самого Гамаля Асланбекова. Пока чины перед телекамерами распускали павлиньи хвосты, меня два часа продержали на заднем сиденье «Форда». Руки в стальных браслетах, нос разбит, но язык свободен. Скуки ради я спросил у сержанта-водителя, как ему карбюратор, как подвески, удобен ли руль, а водитель, мучительно покраснев, стал вдруг зачем-то оправдываться передо мной: он ни при чем, он не виноват, у него служба такая херовая… Как будто я винил его за то, что пробил час науськать цепную Фемиду на меня!

Сигнал был дан в сферах – это я понял по собачьей тоске в глазах адвокатов. По суетливости ментов. По мертвому молчанию номеров замгенпрокурора, с которым только вчера мы были вась-вась. Никто, кроме президента, не мог бы раскрутить маховик до таких оборотов. Уже в камере, куда мне принесли телевизор, я посмотрел вечерние новости. Спикер Думы, став во фрунт, радостно пел о громком успехе органов. Лидер оппозиции в отведенные ему десять секунд эфира мямлил про беззаконие и при этом заглядывал куда-то за кадр. Крепкие, как свеколки, ветеранши труда дружно одобряли и поддерживали. Коровы-рекордистки мычали: «Су-у-у-уд!» Скрюченная мразь, названная политологом, минут пять распиналась о светлом завтра, куда страна гордой поступью войдет без олигархов. Совесть нации, писатель Долгопрудников, копаясь в бороде-лопате (блохи его, что ли, одолели?), бубнил про то, как большие деньги вредны для соборности и духовности.

Страшней всего было видеть душку-президента России. С ним случилось то, что бывает со свежей ягодой при мгновенной заморозке: внешне как живая, но на ощупь и вкус – стылое стекло. Я и заметить не успел, в какой исторический момент улыбчивый дядька, позволявший нам ругаться и спорить, смерзся в ледяного богдыхана с прозрачными рыбьими глазами… Той же ночью в камере, ворочаясь на шконке, я узнал великий кайф Одиночества. Эти суки могли сколь угодно измываться надо мной, думал я, закручивать гайки, рушить мой бизнес. Но в одном я был неуязвим. Давить на меня, взяв в заложники моих близких, они не могли. Впервые в жизни я порадовался, что разведен, бездетен, а мои бедные папа с мамой уже умерли. У меня не было даже собаки…

Тихонько прогудел невидимый паровозик: в мой электронный ящик упало письмо. Кто бы это мог быть? Или спам, или робот. Других вариантов нет, живые здесь не ходят. Я пододвинулся к компу и кликнул послание. Точно, робот: автоматическая программа газеты «Бизнес-новости» уведомляла абонента , что его письмо с приаттаченным файлом Obzor-new.doc дошло до адресата. Ну и славненько. Вечер у нас свободен, пойдем гулять. Я вошел в Яndex и первым делом наткнулся в новостях на знакомую фамилию Звягинцев. Ну-ка, ну-ка, двинемся по ссылке… Опаньки!

На сайте «Московского листка», оказывается, уже с обеда висел дивный текст. Суска Звягинцева извещала страну и мир, что ее супруг, один из капитанов – ха-ха! – российского бизнеса, некоторое время назад исчез и, возможно, похищен с целью выкупа. Дальше мадам пускалась в рассужденья о том, кто мог украсть ее суженого, чечены или чекисты, но это было уже неинтересно.

Есть же, черт возьми, в жизни справедливость, ухмыльнулся я, блаженно откидываясь на спинку кресла. И ты, Звяга, получил свое, физкультурник долбаный. И тебя, Брут резиновый, тоже сделали – не эти, так другие, не пятые, так десятые. Вертухаи у нас разные, итог один: раньше гнил на киче я, нынче очередь твоя. Потомись и покумекай, каково это, дружок. Умный – поймешь.