В гостиной, куда спустился Ломбарде, что-то оживленно обсуждали Виктория с Оскаром. Рядом молча сидел Максимилиано, скептически оглядевший вошедшего брата. При появлении Антонио разговор прекратился. «Говорили, конечно, о них с Ракель. Что же еще могло так долго занимать обитателей этого дома?» – подумал Ломбардо. Виктория снова и снова жалобно просила его о том, чтобы он помирился с Максом: нет оснований обвинять брата столь жестоко и несправедливо. Эта женщина лишила его разума…
Сколько раз все это он уже слышал…
– Хорошо, – наконец согласился Антонио, уставший от всех этих разговоров. – Но берегись, Максимилиано, и заруби себе на носу: Ракель для тебя не существует! – их взгляды встретились.
– Виктория права, – поддержал опасения мачехи Оскар. – Эта женщина и в самом деле лишила тебя разума, ты не должен обращаться с ней, как со своей женой, тем более навязывать ее общество семье Ломбардо.
Антонио очень доверял Оскару за его объективность в суждениях, широту взгляда, образованность. Доверял и любил, поскольку Пласенсиа, как и он, Ломбардо, свято чтил законы семьи, преклонялся перед мачехой, любившей самоотверженно и нежно его покойного отца. Но бывали минуты, особенно в последнее время, с тех пор, как в доме появилась Ракель, когда Антонио не мог сдержать себя даже в разговоре с доктором: ему хотелось отстоять невиновность жены, в которой он был уверен, защитить ее, такую нежную и ранимую. Сколько можно терпеть вмешательства в его жизнь? – Антонио вскипел, но, совладав с собой, лишь твердо произнес.
– Запомните раз и навсегда. Это мой дом, и я буду делать здесь все, что мне заблагорассудится!..
…Чучо ликовал. Наконец-то состоялось его свидание с доном Антонио и тот ему взамен часов отвалил триста пятьдесят тысяч песо. Целое состояние! Будто выиграл в лотерею и даже билета не покупал… И еще сеньор сердечно поблагодарил его… Все это Чучо рассказал дону Даниэлю, который предостерег: с такой суммой денег ходить по улицам опасно, лучше, мол, спрятать ненадежней. Например, в носок – оттуда их вору будет трудно вытащить. В носок?.. Но у Чучо сроду не было носков!.. И тогда дон Даниэль любезно предложил ему свои. И еще предложил свою рубашку и брюки – у Чучо они были сильно поношены: куда ж в таком одеянии думать о ресторане или каком-нибудь веселеньком местечке, куда Чучо пригласил еще вчера дона Даниэля и тот с благодарностью согласился. Саманьего было хорошо тут, но он нередко скучал в одиночестве: у дочерей была масса своих проблем, и нередко он видел их всего минуты.
– Мы отлично проведем время, дон Даниэль! Клянусь, вы не раскаетесь! У нас куча денег. Будем заходить в самые элегантные места, туда, где бывают большие сеньоры…
Дон Даниэль с сомнением оглядел выцветшую, не первой свежести рубаху, залатанные брюки… Да, хорошо Чучо будет смотреться. Они отправились в город, долго бродили, выбирая где бы посидеть, пока им не приглянулся какой-то небольшой подвальчик, куда они и вошли. Заняли столик, заказали выпивку. Дон Даниэль все время чувствовал себя не слишком комфортно, ему и пить уже ничего не хотелось, и есть – тянуло домой, в бунгало Ломбардо, где он привык жить в одиночестве и где ему нравился покой и тишина, нарушаемые лишь шумом океанского прибоя. Но Чучо от рюмки к рюмке все более входил в раж. Ему уже не терпелось ехать куда-то еще… Они вышли на воздух, поймали такси и снова отправились искать, где бы продолжить праздновать. Может, варьете? – не унимался Чучо. – Там слишком шумно, возразил дон Даниэль: и он предпочитал что-нибудь поспокойнее, хотя Саманьего видел, что его приятелю давно пора остановиться… Но не тут-то было, Чучо был навеселе и, рассчитавшись с таксистом, потащил дона Даниэля в какой-то маленький ресторанчик, из открытых дверей которого доносилась громкая музыка… Кажется, тут не грех и станцевать разок – отважился Акунья, когда они устроились и заказали предложенный официантом напиток. «Похоже, вон та растрепанная мне подмигивает!..» – и Чучо отправился на маленький пятачок, где в такт музыке двигались несколько пар. Дону Даниэлю стало и вовсе не по себе. Низенький, широкоплечий толстячок Чучо прижимал к себе партнершу, вертлявую девицу с распущенными волосами, чуть ли не на голову выше партнера… Но Чучо этого было мало – он хотел, чтобы старик Саманьего тоже нашел себе пару. У вертлявой оказалась подруга, складная, уже не юная женщина, лицо которой сразу понравилось дону Даниэлю.
– Присядьте со мной. Нет, нет, я не танцую, – решительно замотал головой дон Даниэль. – Если хотите, закажу рюмочку и мы сможем поболтать. А как вас зовут, сеньорита… сеньорита?
– Мерседес, – девушка скромно потупилась.
– Какое хорошее имя, – восхитился Саманьего. – Так звали Марию Милосердную…
– Сеньор, а вы здесь, в Акапулько, впервые? – угадала Мерседес.