Никто, кроме тебя

Роман стоял передо мной на коленях. В его правой руке был зажат ватный диск, смоченный в перекиси водорода. Им он обрабатывал ссадины на моём колене.

Я покачала головой и посмотрела в окно. От утренней лазури без единого облачка не осталось и следа. Небо заволокло иссиня-чёрными тучами. Молнии ещё не сверкали, но раскаты грома были уже слышны.

– Перелома нет. Просто сильный ушиб. Утром вылезет синяк и на второй ноге, скорее всего, тоже. Если завтра боль не спадёт или колено опухнет, съездим в травмпункт и сделаем снимок.

Я кивнула и скользнула взглядом по полу, пытаясь вспомнить, когда последний раз пылесосила ковёр.

– Сегодня тебе лучше полежать. Не надо ничего готовить. Со вчерашнего дня ещё целая кастрюля супа стоит. Но если хочешь, можем что-нибудь заказать.

Я пожала плечами и погладила пораненное колено. Оно и правда почти не болело. Либо я попросту не ощущала этой боли…

Упала я минут пятнадцать назад. У самого входа в подъезд. Каблук отклонился в сторону ‒ я потеряла равновесие и со всего размаха шлёпнулась на асфальт. Кисти рук не пострадали, а вот брюки на правом колене светили дырой в диаметре не меньше трёх сантиметров. Больше всего при падении мне было жаль их.

Роман заметил меня, когда припарковывал у дома машину. Поднял на руки, донёс до лифта и помог зайти в квартиру. Лишь у дверей, столкнувшись с соседским Андрюшкой, он бросил ему ключи от «Пашки» и попросил принести что-то с заднего сидения. Этим чем-то оказались кроваво-красные розы с большим бутоном. На вскидку не меньше пятидесяти штук. Теперь они лежали на диване справа от меня, и я, боясь задеть их, пыталась не шевелиться.

– Ты поедешь вечером на кладбище?

– Нет. – В его голосе послышалось искреннее удивление. – Зачем мне на кладбище? Это тебе цветы. Раз уж с обедом ничего не вышло… Ты ведь любишь розы?

– Люблю.

Повернув голову, я снова посмотрела в окно. Точнее, на подоконник. Там стояла подаренная Романом хризантема. Цветы давно завяли, и я срезала их ножницами, но стебли дали новые отростки, отчего «садик», как я её называла, приобрёл на редкость пушистый вид. Больше всего этой хризантеме подходил эпитет «живучая». Со всеми волнениями из-за приезда мамы я совершенно про неё забыла. Не поливала четыре дня, и вчера она «повесила уши». Правда, вечером Роман сжалился над ней и вылил в горшок целый стакан воды. Сегодня хризантема выглядела так, словно и не испытывала мук жажды.

– Может, приложить лёд?

– Не надо.

Убрав руку с колена, я дотронулась до лепестков роз. Они были гладкими и холодными, как лоб покойницы. Неделю назад за такой подарок я бы отдала всё, что имела, а сегодня даже поблагодарить как следует не смогла. В голове крутилась только одна мысль: «Точно такие же розы Роман когда-то возил на могилу Наташе…»

– Как дела в больнице?

– Пока сложно сказать.

– Ты что-то забыл в том пациенте? Тампон? Зажим?

Он промолчал, и я вдруг осознала, насколько показным было его равнодушное спокойствие. Он волновался из-за приезда моих родственников точно так же, как я… А может, и сильнее.

– Где ты была?

– Говорила с матерью.

Шумно выдохнув, он сжал губы и сел на стул напротив меня, поставив локти на колени и обхватив голову руками. Прямо, как в мой последний день рождения, когда принял меня за одну из тех, с кем привык проводить ночи.

– Она сказала, что с ней ты был порядочной сволочью.

Я нарочно подобрала «крепкое» выражение, надеясь, что он попытается оправдаться. У каждого в этой жизни своя правда. Ревность – штука страшная. Она способна толкнуть даже доброго человека на отвратительнейшие из поступков. Что же тогда взять с моей матери? Она, в общем-то, никогда не была особенно положительной. И если бы Роман назвал её лгуньей и сказал, что она раздула из мухи слона, я бы поверила ему безоговорочно.

– Твоя мать сказала правду. С ней я был порядочной сволочью. Как, впрочем, и со всеми другими, что были до тебя.

Желудок скрутило от боли, и я запрокинула голову назад, сделав глубокий вдох. Перед глазами замаячило заплаканное лицо аптекарши. В ушах застучали слова Романа, сказанные в тот день, когда Вера отправила меня к Илоне:

«Не жди. Я не приеду… А вот это тебя уже не касается».

Тогда, сидя на переднем сидении его машины, я чувствовала себя королевой. Теперь же я жалела этих женщин. Жалела чисто по-женски.

– Я с самого начала чувствовал, что с тобой что-то не так. – Не отнимая рук от головы, Роман посмотрел на свои тапочки. – Зовут Света, дата рождения день в день с той Светой. Шанс дали твоя фамилия и отчество. Я даже подумать не мог, что жизнь выкинет с нами такой фокус.

«Да уж… Если бы жизнь была стандапером, она бы собирала стадионы».

Пожав плечами, я прикрыла ладонями локти.

– Я тоже тебя не вспомнила. Помнила только высокого темноволосого дядю Рому с добрым голосом. Помнила, как ты катал меня на шее.

– Тебе было чуть больше трёх, а прошло шестнадцать лет, да и твоя мать вряд ли махала у тебя перед носом моими фотографиями. Естественно, ты не вспомнила. У меня тогда не было ни бороды, ни морщин.