Никто, кроме тебя (СИ)

Над этим вопросом я думала всю последнюю неделю. Мне нравилась фамилия «Никитина». Хорошая, русская, имеющая древние корни. Первый и последний папин подарок. Но не взять фамилию Романа казалось верхом неуважения. Вдруг он обидится?! Да и вообще, у супругов должна быть одна фамилия на двоих. Не буду же потом я всем и каждому свидетельством о браке в нос тыкать.

– Собирается. – Роман просиял, как начищенный самовар, и накрыл мою ладонь своей. – Пишите: Иванова.

Работница ЗАГСа кивнула, и через полчаса мы совершенно счастливые вышли на улицу. От осознания происходящего у меня кружилась голова и подкашивались ноги. «Всё-таки счастье чем-то похоже на выход из наркоза», – чуть было не произнесла вслух я и с трудом сдержала рвущийся из груди смех.

Однако пребывать в состоянии полной эйфории долго мне не пришлось. Выезд «Volkswagen Polo» преградил широкий чёрный «BMW».

– Ну, что за урод, а? – пробурчал Роман, рассматривая чужого «коня» и прибавив при этом пару крепких ругательств. – Как вообще можно так парковаться?

Носком кроссовка я аккуратно попинала «обидчика» по колёсам. Машина завизжала, и через пару минут из ближайшего торгового центра вылетел сухой, жилистый мужчина, судя по глубоким морщинам на лбу, ровесник Романа. Глаза и волосы у него были чёрные, а большую часть подбородка и щёк прикрывали тщательно подстриженная борода и бакенбарды без единого седого волоса.

Сняв машину с сигнализации, он хотел что-то сказать Роману, но, всмотревшись в его лицо, передумал. Взгляд его стал затравленным, как у зверька, увидевшего хищника, и, почесав затылок, он молча сел в автомобиль и отогнал его ближе к дверям центра. Минутой позже к нему подошла высокая статная женщина с длинными, каштановыми волосами. За руку она держала смуглую девочку лет пяти и без конца поглаживала огромный живот, который так и ходил ходуном под её голубым платьем.

– Поехали, – буркнул Роман и громко хлопнул передней дверцей.

Взгляд его потемнел, брови сошлись на переносице, а лицо приняло хмурое выражение. Даже спустя почти год знакомства я никак не могла взять в толк, отчего так резко портилось его настроение. Порой с отметки «превосходно» оно падало до «нуля» или уходило в «минус» за считанные секунды. Временами такими перепадами он напоминал мне среднестатистический уральский апрель, который порой умудрялся трижды за день сменить погоду. Утром накрыть всех заморозком, днём обогреть ярким солнцем, а к вечеру расплакаться проливным дождём. Впрочем, апрель я ещё могла понять. В нём весна была вынуждена бороться с зимой, а вот какие силы боролись в Романе, мне оставалось только догадываться.

– Это тоже один из твоих бывших друзей?

– Нет. – Роман сжимал руль так, словно хотел его вырвать. Даже костяшки пальцев на руках побелели. – Это Тимур Алишеров.

Имя показалось знакомым. Кажется, раньше я где-то уже его слышала, но никак не могла вспомнить где именно и, окончательно отчаявшись, решила спросить у Романа:

– Это депутат, меценат или просто какой-то особо известный богатей?

– Сейчас он может быть и депутатом, и меценатом. Я не удивлюсь нисколько. А двадцать лет назад на перекрёстке братьев Райт он убил Наташу.

Жёлтый свет на светофоре сменился красным, и Роман так резко нажал на тормоз, что, не будь я пристёгнутой, наверняка бы впечаталась лицом в лобовое стекло. Сумка упала с коленей на пол, и я, приложив ладонь к груди, раздумывала, как бы вернуть её обратно.

В ушах зазвенело, и вместе с этим звоном я будто услышала голос Николая Андреевича: «Её сбила машина. В последний день сессии. За рулём сидел совсем молодой мальчик, только-только окончивший школу. Ему даже восемнадцати не было. Она умерла на пешеходном переходе».

– Его разве не посадили?

– Посадили, но отсидел он всего полгода. Когда ему исполнилось восемнадцать, прокурор пытался перевести его в обычную тюрьму, родственники естественно добивались освобождения. В результате его выпустили по УДО. Остаток срока он отбывал, работая на фирме своего дяди. Вот так эта история и закончилась.

– Понятно. – Ещё недавно смеющиеся, лучистые глаза Романа теперь были наполнены злостью. Двадцать лет прошло, а он по-прежнему ненавидел человека, убившего его жену, так же, как и в первый день. Или раньше он ненавидел ещё сильнее? Прикусив губу, я подумала о Маше. Интересно, а как отреагирую я, если встречу её, когда нам будет под сорок?

– Ты говорил: у тебя плохая память на лица.