Никто, кроме тебя (Воронин+Гарин)

Можно было бы выволочь его родню из Махачкалы. Если б не вторая чеченская война. Сейчас там прифронтовая зона, полно военных и фээсбэшников. Остается главная зацепка – Борис. И еще, косвенно, эта шлюха, Космачева. По словам Ильяса, именно Борис возле “Каравансарая” вытащил ее из-под носа. Гнались за ними, кажется, ранили. Может, и врет: скорей всего побоялись связываться. Побитую машину предъявили – так это недолго устроить.

* * *

К рассвету Комбат уже вернулся в город. По пути он подумал, что место для своих подопечных выбрал вполне подходящее. Теперь “гуманитарные” соображения – в сторону. Надо всерьез заняться делом. Опыт показывает, что существует некий срок при выполнении боевой задачи. Если не удается в него уложиться – темп утерян, и слава богу, если выживешь. Срок этот ощущаешь кожей. На сей раз, судя по всему, он уже использован на три четверти.

Рублев не стал заезжать к знакомым Вороны, просить “переодеть” тачку. Он всегда считал себя бойцом, а не киллером. Солдатом, а не орудием возмездия, пусть даже справедливого. Солдат не гоняет на “иномарках”. Он предпочтет крышу вагона, пересохшее русло реки, подземный канализационный коллектор.

Сейчас он бросит “аудюху” и почувствует себя гораздо свободнее. Надо только выбрать в городе пункт назначения или хотя бы район, куда он доберется на колесах.

Тут мысль, которую Комбат все время отгонял от себя, оформилась со всей очевидностью: ему нужно, наконец, попасть в морг при городской судмедэкспертизе. Если трупы забрала милиция, они не могли миновать это заведение.

Почему до сих пор он отказывался признать эту необходимость? Риск, конечно велик – наверняка тамошний персонал предупрежден, наверняка им ведено сразу же сообщить о всяком, кто станет интересоваться трупами русских. Но дело не только в риске. В голове заранее сложилась последовательность: сперва он разбирается с чеченцами, потом находит тела ребят Если он сейчас сделает шаг в сторону морга, то уже не успокоится, пока не взглянет на покойных. Тогда мертвые раньше срока повиснут на нем тяжким грузом – он ведь не позволит себе оставить их на прежнем месте.

Здание морга все время рисовалось перед глазами, словно силуэт человека с неясными чертами лица, но от которого он не мог отвернуться. Бросив машину за три квартала до цели, он проверил – не выбилась ли рубашка из брюк, пригладил рукой волосы и пошел по пустынному тротуару, залитому утренним светом.

Еще только шесть часов утра. Мир чист, как новорожденный ребенок. На протяжении всей улицы, доступной глазу, видны только двое прохожих. Добро и зло, страсти и немощи людские еще не выплеснулись наружу, но буквально через час картина будет совсем иной.

Дверь в небольшое здание морга была закрыта. Заглянув в зарешеченное окно, Рублев различил человека в белом халате, уронившего голову на стол. Дежурный санитар видел последний сон перед окончанием смены. Не хочется сейчас будить его и объясняться. Может быть, тела еще здесь и удастся обойтись без посторонней помощи?

С тыльной стороны обнаружилась еще одна дверь, прикрытая на простую задвижку. Тут не надо быть Вороной, чтобы попасть внутрь. Хотя всякий дешево доставшийся успех наводит на подозрения. Сейчас открытая дверь тоже показалась любезным приглашением в западню.

И все-таки он вошел без колебаний. Помещение без окон, залитое тусклым голубоватым светом. Стены и пол покрыты одинаковой плиткой, кое-где она отвалилась, обнажив квадраты закаменевшего цементного раствора. Узкие ложа на высоких ножках, обнаженные тела. У этого оскален рот, видны гнилые зубы. На правом плече и на груди татуировки. Продольный разрез – след вскрытия. У соседа расплющена от удара половина лица. Волосы покрывают все тело – нет их только на лбу, на пятках и на внутренней стороне ладоней. Еще одна рана на груди, ее проткнули чем-то острым, но гораздо более весомым, чем нож или заточка.

Рублев отодрал взгляд от ближних ко входу трупов, как вытаскивают ноги из болота, утягивающего вниз. Бегло осмотрел остальных – всего семь мужчин и одна женщина. Из мужиков только двое славянского типа, но это бомжи, покрытые струпьями, с умиротворенным выражением людей, чьи мытарства наконец закончились.

В следующем, наполовину пустом помещении тоже трудно было принять кого-то за десантника. Грудь впалая, дряблый живот, тонкие, как плети, руки.

Закончив осмотр, Комбат зашел в комнату к дежурному, тронул за плечо. Лишь бы не заорал спросонья, еще подумает, что ожил кто-то из честной компании.

– Сейчас, – пробормотал санитар по-азербайджански, решив, что явился сменщик.

– Я тут за справкой. Ты до скольки дежуришь?

Санитар с трудом разлепил глаза и молча уставился на незнакомца, облизывая пересохшие за ночь губы.

– Вопрос понятен?

– Бир дягигэ (Одну минуту).

Человек в белом халате встал, ополоснул лицо из умывальника и бросил взгляд на будильник.

– До семи.

Он выглядел безумно уставшим. Комбат хорошо знал, что такое сон в сидячем положении, да еще в духоте – просыпаешься как с похмелья.