— Нет, но какая разница? Мне не нужны никакие анализы, чтобы сказать, что животное больно. Достаточно слюны. Теперь я заражена. Вы — тоже. — Слезы закапали у нее с подбородка. Она опустила глаза и увидела, что одна слезинка упала на его руку, все еще сжимавшую ее руки.
— Нет, мы не можем заразиться. В том случае, если у нас нет никаких царапин или ран. Вирус не может проникнуть через неповрежденную кожу человека.
— Не может?
— Нет. Вас обследуют, но я думаю, что с вами все в порядке. Что все-таки произошло? Я получил только краткое сообщение.
Пока она рассказывала, он пытался слушать ее, но не мог. Единственное, что он сознавал, это ее маленькие, грязные и горячие руки в своей большой и влажной от пота ладони. У него не было сил отпустить их.
Он уловил достаточно из того, что она рассказывала, чтобы представить картину произошедшего целиком, но ужас от того, что он услышал, отступил на задний план перед ужасом, который внушала ему собственная инертность.
В любую минуту кто-нибудь из полицейских мог заглянуть в нишу и увидеть их. Было безумием ждать, пока кто-нибудь найдет его здесь, стоящим так, как это сейчас делал он: сжимая ее руки и вдыхая ее запах, словно бродяга у двери булочной.
Он должен был отпустить ее.
Он не мог.
Он хотел сам почистить ее, намылить и высушить ей руки.
Обнять ее и крепко прижать к себе. Запустить пальцы в ее волосы.
Поцеловать все еще дрожащий рот.
Развести большой костер под этим монстром, который продолжает мучить и унижать ее.
— Это слабая форма вируса, — сказала врач больницы скорой помощи. Она была кореянкой, и Линн с трудом разобрала все слова;
Врач сняла перчатки и выбросила их в мусорное ведро.
— Вирус нейтрализуется, как только слюна высыхает. Вам повезло: никаких открытых ран. Через двадцать четыре часа вы сможете спокойно вернуться домой. Вам есть где провести сегодняшнюю ночь?
— Да. — Она уже позвонила Каре, которая незадолго до этого вернулась домой, и она уже ехала в больницу с чистыми вещами.
Врач склонилась над клавиатурой и начала вносить дополнения к тому, что уже было записано служащей в приемном покое. Она остановилась на секунду, потом пролистала информацию обратно и просмотрела ее.
— Здесь не указано, когда это произошло, — сказала врач.
Линн начала отвечать, и вдруг остановилась. Слишком велика была та часть информации, которая могла что-то объяснить, но в вопрос не вошла.
Прежде чем ответить на вопрос
И на каком главном моменте ей следовало сосредоточиться? Их было так много, они продолжали возникать, каждый из них по-своему важен, а Линн слишком устала, слишком вымоталась и слишком устала, чтобы выбрать из этой груды какой-то один.
Но врач ждала, и ей надо было это сделать.
Она прилегла на кушетку, куда ее посадили, и уставилась на круглую лампу на потолке.
Было ли
Или
Может быть,
Или его приездом в Бостон. Ее горячее гостеприимство. Возможно,
Она снова задрожала.
Может быть,
Это мог быть вопрос о вхождении в синдикат.
Или более важное — само ее шоу.
Ее глаза заболели от света. Она потерла их, но рук после этого не опустила.
Ее руки, как
Но они такими не были, когда Майк схватил их.
Она села, выпрямившись, опустила руки и отвела глаза от лампы, теперь она пристально их рассматривала.
Она вспомнила его лицо, его взгляд, когда он бросился к ней, чтобы убедиться, что у нее нет никаких ран. Он мало смахивал на мужественного детектива. На заботливого общественного служащего.
А что было с ней? Она вспомнила свое отчаяние, когда он проигнорировал ее попытку защитить его. Свою боль при мысли, что он заразился.
Но она не могла на этом остановиться, или она будет раздавлена с другой стороны.
Врач выжидательно смотрела на нее, потом она забеспокоилась. Линн видела, как ее плоское лицо задвигалось, потом в движение пришел рот, словно она что-то спрашивала, скорее всего, все ли с ней в порядке.