Никто мне ничего не обещал

Она сама ничего не понимала, что уж тогда говорить о нас. Мы замыкались и становились спорщиками внутри себя, ибо всё, что выходило из нас наружу, беспощадно подавлялось.

Мы протестовали — нас наказывали. Хорошо хоть не сажали. Эксперимент по взращиванию классовой ненависти ещё продолжался, но на слабых оборотах.

Но нам повезло с уроками литературы. У школьных учителей было несколько палочек–выручалочек. Самая главная «выручалочка» — это, конечно, А. С. Пушкин.

Настоящий, профессиональный литератор может найти в Пушкине основы и начала буквально всему, в том числе и азам педагогической деятельности. Это ведь сам А. С. Пушкин написал: «Нас всех учили понемногу чему–нибудь и как–нибудь». И это высшая педагогическая наука и справедливость. Дети любят тех, кто их не мучает, кто даёт им направление для роста и отпускает их в свободное плавание.

Уроки литературы компенсировали уроки истории, благодаря чему многие из нас не стали истериками. Хотя это удастся не всем. Те, кому не удастся, видимо, придут опять в школу воспитывать других истериков. У кольца ведь нет начала и нет конца.

Мы угодили в стык. Это и счастье, и несчастье одновременно. Счастье ожидания, а несчастье от несбывшихся надежд…».

А в школьном дневнике было написано: «Итак, наш 10 «А» класс. «28 душ, 28 характеров, 28 пауков в банке, 28 знающих всё и не знающих ничего, 28 всё умеющих и не умеющих ничего».

А интересно, что я смогу написать о своих школьных годах лет эдак через тридцать? Наверное, так: «По мере выпадения волос и зубов, скрипа в суставах и увеличения живого «боевого» веса всё больше и больше хочется вспоминать и писать о детстве. О своём детстве. Случается, что люди из детства так никогда и не выходят. Сначала они проживают свою детскую жизнь, а затем живут детской жизнью своих детей, которую омрачает только вынужденная обязанность ходить на работу, ибо дитя надо одевать, кормить, растить, а потом наступает полное счастье — это когда «аист» приносит внуков. Это счастье, когда всё именно так.

В такой жизни разница между своим детством, переросшим в детско–старческий маразм, и детством внуков стирается полностью. Такое завершение жизни можно считать пиком земного счастья, ибо откуда пришли, туда и вернулись, и самое главное — в прежнем, счастливом состоянии. И это без всякой иронии.

А пока, стихи:

Наш класс — единый организм,
И наш закон — коллективизм,
Привычка есть у нас одна,
(Чтоб ни покрышки ей ни дна):
Всё делаем колоннами.
Организованно стоим,
Сидим, поём, едим и спим,
И на прогулку мы идём,
И за бутылкой в гастроном,
Всегда идём, всегда идём колоннами.
Давно идём за рядом ряд,
А под ногами камни спят,
Идём мы словно на парад,
Шагаем словно детский сад,
Который год уже подряд колоннами.
Синхронность наша, чёрт возьми,
С ума сведёт меня, поди!
Но одному сойти с ума?
Нет, ни за что и никогда,
Уж лучше все свихнёмся мы колоннами.

Да, колоннами. Чтобы колонну изучить, надо в ней оказаться.

Сергея влекла военная служба. Он хотел стать офицером. Зачем? Он ответить не мог.

— Родину защищать? Слов на этот счёт произносилось много, но рядом не было ни одного человека, кто бы был убеждён в необходимости этого. Все давились в очередях за товарами потенциальных врагов. Кроме того, в учении марксизма — ленинизма ни слова не было ни о Родине, ни о её защите от внешних врагов. В этом учении враги были сплошь классовые, а следовательно — внутренние.

— От армии «откосить»? Пожалуй, да. Зарплаты матери не хватало на взятку военкому.

Можно было дальше не учиться, а сразу пойти на завод. Но рабочий класс уважением уже не пользовался. Круг его жизни был очерчен весьма примитивно: утром гайки, вечером рюмки.

Поступить в институт? Это ещё несколько лет на шее у матери. В этих условиях военное училище было лучшим вариантом.

— Романтика? Он не знал такого слова. Он мог войти в образ литературного героя или полководца. Увлечься его жизнью и увлечь этой жизнью других, но он не считал это романтикой.

Так получалось, что в военной службе его устраивал чисто практический аспект. Лучше военных в стране жили только чиновники и воры, которых уже давно перестали разделять. Всё явно летело ко всем чертям. Стабильность просматривалась только в армии. Выбор был сделан.