Никто не ангел

– Не извиняйся, ты все правильно говорил. Знаешь, я думала о твоих словах. И я тебя понимаю. Я тоже терпеть не могу, когда все вокруг навязывают свои взгляды, как будто их об этом просили. Как будто от этого лучше становится, а ты сама – идиотка и ничего в жизни не знаешь.

В голосе Вики послышались осведомленность и жесткость, и Сергей взглянул на нее другими глазами. Тихая, терпеливая подруга – как похожа она была на него!.. Просто у него язык работал быстрее…

– Спасибо, родная, – он взялся за вилку и принялся за поставленную перед ним задачу – опустошить тарелку.

– На здоровье, – Вика села напротив, смакуя маленький блинчик.

– Извиниться теперь перед Лидией вроде нужно, но как-то все тогда зря…

– Ты не обязан. И будь что будет, если ты не хочешь.

Вика ушла на работу, а Сергей сел за стол и с жаром написал полстраницы. Затем остановился и стал думать о жизни. А потом пошел смотреть телевизор. Еще одно преимущество преподавательской работы – до появления на кафедре у него было пару дней, чтобы все участники конфликта остыли.

Увидев перед собой Лидию, он поздоровался и открыл было рот, сам не зная еще, что скажет дальше. Но она опередила его.

– Сережа, я слегка перегнула во вторник. Я с тобой согласна насчет Бориса. Но, понимаешь, определенные должности требуют определенных ролей…

– И Вы меня извините: старые счеты… Я слишком грубо выразил свои мысли.

– Давайте забудем об этом недоразумении. Они все равно отказались от сотрудничества с нами. Мир, труд, май? – улыбнулась она.

– Конечно. Лидия Викторовна… про Анюту. Я надеюсь, Вы из-за меня…

– Шлепцов, Ваше воздействие на девочек давно нам известно. Пожалуйста, не выходите только за рамки.

– Да я… – Сергей хотел сказать, что и не думал об этом, но промолчал. – Вы же не будете ее сильно ругать?..

– Нет, не буду. Все с твоей Анютой будет хорошо, не волнуйся.

Глава 26. Терпение и труд

⁶

Виолетта любила свою маму со странной подоплекой: потому что маму любить необходимо.

Сергей, который ценил людей исключительно за личные качества, а также руководствовался собственными болевыми точками, симпатиями и антипатиями, никогда не понимал подобного идеализма. Но не смел говорить Вике о своем недоумении.

Со всей дипломатичностью, которая внезапно в нем обнаружилась, Сергей вел себя с Маргаритой Владиславовной вежливо и почтительно. И она бы в этом не призналась, но он сражал ее своим обаянием наповал.

С легкостью и одновременно серьезностью он заполнял время, которое они с Викой проводили с ней за столом, разговорами о хозяйственных делах и починках в той мере, в какой он в этом что-то смыслил. Сергей разглагольствовал о необходимости образования всех сортов, о пользе училищ и производства реальных вещей. В почтенной, но и в меру ироничной манере отзывался об интеллектуальном труде, к нише которого принадлежал сам. В целом он держался просто, отбрасывая свою тягу ко всему необычному и вычурному, включая его излюбленные шуточки.

Лишь один раз он шокировал Виолеттину маму до колик в животе. Когда они вдвоем с Викой промокли по дороге к ней в гости под дождем, Маргарита заставила его снять рубашку, чтобы просушить ее в ванной. И онемела от вида татуировки на его плече.

Сергей уж и позабыл о ней, зная, что, когда нужно, татуировка всегда прикрыта рубашкой или хотя бы чуть более длинным рукавом футболки.

«Это я поспорил, – объяснил он Вике, когда впервые они вдвоем пили с утра кофе у него на кухне. – На пятом курсе ко мне привязалась кличка Владимир Красно Солнышко. Из-за моей башки, которая якобы похожа на солнышко, хотя она и не красная совсем. Меня это бесило, и мне сказали, что прекратят так называть, только если я сделаю себе татуировку в виде солнца. Я и сделал…»

– Я сделал, когда в армии служил, – соврал Сергей и прикусил язык. – Нет, я не служил, Маргарита Владиславовна. Так, ошибка молодости. Вы все понимаете. Глупый был.

На самом деле он не променял бы ее и на тысячу долларов, так как тайно гордился тем, что сотворил с собой. К тому же татуировка немало нравилась Вике, поскольку – он это чувствовал и почти знал – придавала его небрежной преподавательской натуре дополнительный налет мужественности.

Но даже татуировка не смогла сбросить с него ореол, которым он вскоре оброс в глазах Викиной матери. Она благоволила ему гораздо больше, чем собственной дочери. С ним она бывала ласкова и называла его «Сереженька». Вика ничего подобного от нее не видела, Сергей думал, что никогда, даже в младенчестве.

Но Маргарита не знала, что в нем ее отношение рождает презрение. Он не понимал, как мать может не любить свое дитя, особенно такое прелестное и безропотное, каким была Вика.