Никто не хотел убивать

Он хорошо помнил, как замялся Савин, и после затяжной паузы как-то очень вяло произнес:

«Хорошо… Я выбежал из лаборатории, когда услышал звон разбитого стекла. Увидел высаженное кем-то окно и сразу же подбежал к нему. Поначалу даже подумал, что кто-то с улицы бросил камень. И вот в тот момент… В общем, нечаянно порезался о стекло».

«И что, вы увидели кого-нибудь?»

«В том-то и дело, что нет. Насколько я понимаю, этот кто-то успел скрыться за углом ближайшего здания или же… или же его поджидала машина. И еще… Под тем окном я заметил какой-то продолговатый предмет, похожий на урну. Но людей… людей там не было».

У него не было на тот момент оснований не верить Савину, и он задал вполне естественный вопрос:

«Но почему в таком случае вы побежали в свою лабораторию, а не стали кричать, звать, в конце концов, на помощь?»

Плетнев хорошо помнил, как замялся Савин. Судя по всему, ему не очень-то приятно было отвечать на это вопрос. Однако Плетнев ждал, и он негромко произнес:

«Я… я испугался, что меня застанут около окна».

«И подумают, что это вы высадили его урной?»

«Да».

«Но почему? У вас что, проблемы с совестью?»

Савин тогда промолчал, угрюмо уставившись в пол, и Плетнев вынужден был сказать ему:

«Подписку о невыезде, конечно, я взять с вас не могу, но… В общем, у меня к вам просьба… пока идет следствие, не покидайте города».

Говоря о подписке о невыезде, он уже загодя знал, что Савин пожалуется на него Шумилову, но теперь все это уже не стоило выеденного яйца.

Перебирая один за другим возможные варианты участия Савина в краже шумиловского детища, за которое, по его словам, самые крупные фармацевтические компании Европы и той же Америки готовы были выложить любые деньги, Плетнев вдруг подумал о том, что это вполне предсказуемая смерть исполнителя. Лишние свидетели никому не нужны, тем более в промышленном шпионаже, а те, кто заказал и оплатил кражу «Клюквы», не могли не догадываться, что подозрение в первую очередь падет именно на Савина. И тот человек, который руководил его действиями, — а это кто-то из ведущих сотрудников Шумилова — обезопасил себя лично и уведенную из спецхранилища разработку, убрав Савина.

Как говорится, баба с воза — кобыле легче.

Отхлебнув еще глоток остывающего кофе, Плетнев достал из стола чистый лист бумаги и выписал на нем фамилии тех сотрудников компании, которые, по его убеждению, могли быть замешаны в краже иммуностимулятора. Подумал немного и напротив трех фамилий поставил по восклицательному знаку.

Глеб Шумилов.

Академик Ясин.

Старший научный сотрудник Кокин.

Подумал еще немного и поставил напротив фамилии Кокина еще один восклицательный знак. Ему не давала покоя фраза, брошенная в сердцах Кокиным:

«Ну, С-с-савин, вы еще пожалеете!»

Что? Что хотел он этим сказать, угрожая Савину?

Глава 3

День был на редкость солнечным, хотя почти всю ночь напролет шел дождь, и Турецкий уже в половине одиннадцатого фланировал по аллеям парка, мысленно прокатывая предстоящий разговор. Было бы все, конечно, проще, если бы Игнат пришел один, но он обещал быть с девушкой, поставив тем самым своего крестного отца в довольно неловкое положение. Не станешь же при незнакомой девчонке, может быть, вполне приличной, из хорошей семьи, предъявлять ему обвинения в употреблении наркотиков. В такой ситуации парень и послать может, причем очень и очень далеко. Тем более, что у них, кажется, серьезная завязка произошла, если он в этом парке «обычно с девушкой своей гуляет».

И от этой фразы, которая крутилась у него в голове, как заезженная пластинка, Турецкий уже начинал злиться и на себя, и на Игната, и на девушку, которая, вероятно, даже не догадывалась о том, что ее друг пристрастился к наркоте. А может, и догадывалась, но молчала до поры до времени, надеясь, что все образуется само собой. Мол, побалуется мальчишечка — и будет. Кто из юных да ушлых в свои семнадцать лет не хотел попробовать все той же травки? Правда, его самого с Ириной сия чаша стороной обошла. Дочь не только наркоту, но даже пива, столь любимого в молодежной среде, не хотела пробовать. А упускать такого парня, как Игнат, нудными наставлениями… М-да.

Еще не было и одиннадцати, когда Турецкий увидел Игната. С девушкой. Которая была гораздо старше его, по крайней мере, так показалось Турецкому, однако он не придал этому никакого значения — сам в юности любил тех, кому далеко за двадцать. Они и опытней и податливей, да и вообще с ними было гораздо интересней, чем с теми же одноклассницами, которые даже целоваться толком не умели, не говоря уж о чем-нибудь более интересном.

Они толкались в небольшом открытом тире, и даже со стороны было видно, что Игнат в ударе. По крайней мере, со стрельбой у него получалось неплохо, и он чувствовал себя настоящим героем, который мог бы стрелять и навскидку, и даже сразу из двух рук, по-македонски.

Подходя с тыльной стороны к тиру, Турецкий услышал задиристую похвальбу Игната: