Никто не нужен (СИ)

— Почему ты так уверен в этом? — она сжимает его пальцы, а затем возвращает ладонь обратно на колени.

— Мы сейчас не говорим обо мне, принцесса, — ладонь Деймона ложится поверх её ладони.

И сколько бы они не обсуждали это, сколько бы слез она выплакала, лежа на его коленях, или прижимаясь к нему, вжавшись лицом в его плечо и портя своими слезами его рубашки, эта рана все равно болит.

— С момента её смерти прошло восемь месяцев и пятнадцать дней, — её голос не срывается как раньше, и слезы в глазах — слезы ярости. — Поэтому грош — цена такой любви, если не прошло и года, как он женился на другой женщине. Тем более на той, которая годится ему в дочери.

Она так зла на отца, на Алисенту, буквально на весь мир, хотя мир не виноват ни в чем.

— Ты сама знаешь, как он одержим наследником, — проговаривает Деймон едва слышно.

Рейнира поднимается со скамейки в одно быстрое движение, скидывая его ладонь. Она помнит каждого младенца, каждый выкидыш, каждую беременность. И всегда будет помнить, что её всегда отцу было мало.

Ноги несут её по дорожке, чуть вглубь парка, пока она не прячется за широким кленом, только выглядывает слегка, смотрит на окна, где по залу кружат люди.

— Ты знаешь старые устои нашего дома, — Деймон прижимается к ней со спины,

Вот именно, что это старые устои. И она не против того, чтобы Деймон владел всем состоянием Таргариенов, если отец умрет раньше, чем родится наследник. Но просто это не честно. Деймон оставляет на её шее влажный поцелуй, прежде чем уткнуться в её макушку и обхватить за талию.

Их отношения с Деймоном — намного больше, чем отношения дяди и племянницы.

Сколько она себя помнит, она всегда была немного влюблена в дядю Деймона, который возился с ней, привозил ей подарки из своих дальних поездках, был с ней каждую свободную минуту. Немного влюблена превратилось в пожар страсти, в котором они оба горят. Рейнира разворачивается в его объятиях, прижимается щекой к его плечу и шепчет, прикрыв глаза:

— Когда мама умерла, а тебя не было рядом, я чувствовала себя так одиноко, — её ладони теребят складки лацкана его пиджака. — Но у меня была Алисента, мы ведь с самого детства были вместе, а теперь я не могу видеть её рядом с собой, — но ей приходится, впрочем самое ужасное другое, самое ужасное ….: — А ты постоянно в разъездах по всему миру. Мне было так одиноко без тебя, — она поднимает на него свои слегка мокрые от слез глаза.

И Деймон смотрит на неё с такой нежностью, что сердце сжимается в груди:

— Я тоже скучал по тебе, мой маленький дракон.

Она не знает, целует ли он первый, или это она, но факт остается фактом: они встречаются где-то на полпути и целуются, глубоко и настойчиво. Это жадный поцелуй, грязный и пьянящий. Его ладони сжимают её бедра, а сама она поглаживает его затылок, цепляется за короткие пряди светлых волос.

— Я хочу, чтобы ты всегда помнила, что ты никогда не будешь одна, — шепчет он в её губы, а затем целует опять.

Рейнира всегда помнит об этом. Знает, что Деймон никогда не оставит её одну, несмотря на то, что многие говорят, что ему нельзя доверять, что он бросит их семью без раздумий. Только вот эти люди не знают настоящего Деймона. Он не бросит. По крайней мере не её.

— Я никогда не буду одна, — вторит она ему, пока его ладони задирают её платье.

— Я никогда тебя не брошу, — шепчет он, разворачивая её в сторону дома. Его ладонь накрывает грудь, очерчивает твердый сосок пальцами, а затем он приподнимает её подбородок, вынуждая посмотреть на окна. Она видит отца, рядом с ним Алисента, и Рейнира едва слышно рычит. — Нам никто с тобой не нужен, мой маленький дракон.

Здесь и сейчас есть только они вдвоем. Она толкается бедрами слегка назад:

— Пожалуйста, Деймон, — жалобно шепчет Рейнира.

Его пальцы цепляются за её бедра чуть крепче, он тяжело дышит позади неё, носом уткнувшись в её макушку. Деймон ничего не говорит: не спрашивает, уверена ли в том, что хочет, не боится ли она, что их застукают. Этому никак не будет найти оправдания. Он знает этот её тон, знает, что она просит, и дает ей это, одним толчком входит в неё, мокрую и податливую, и замирает, когда входит на всю длину члена. Его короткие ногти впились в её бедра, и она накрывает его ладони своими, кладет голову ему на плечо и смотрит снизу вверх.

Никогда не хотела быть к кому-то настолько близкой к кому-либо еще.

Деймон был её первым.

Он будет и последним.

Деймон перемещает одну ладонь ей на горло, сжимает слегка, и она приоткрывает губы, стонет едва слышно. А затем он начинает двигаться, не сдерживаясь, не медлит, берет то, что принадлежит ему так, как он хочет брать.

А ведь она принадлежит ему, целиком, душой, сердцем, телом.

Всем своим естеством.

Деймон любит её, любит по своему, иначе бы не поддался бы этой страсти, иначе бы не был бы сейчас здесь, с ней, трахая её, лаская своими пальцами между ног.

Их не хватает надолго, несколько толчков, и он кончает, но не отстраняется сразу, тяжело дышит в её шею, пока она точно так же отходит от оргазма.

И думает над ответами на свои собственные вопросы.