Никто не узнает. Разве вы не притворяетесь нормальными?

Мои родители никогда не сюсюкали. Они общались со мной, словно я – хорошо образованная, но свое образная сорокалетняя дама. Мой лексикон умилял их ровесников, а вот мои ровесники смотрели на меня так, словно я говорила на фарси. Я могла сообщить воспитательнице, что «испытываю срочную потребность помочиться» или пожаловаться на то, что «получила ссадину» на игровой площадке. Я старалась сблизиться с детьми, но не могла заставить себя говорить «пи-пи» или «би-би», как делали остальные. Это было для меня унизительно. Поэтому я чаще всего была предоставлена самой себе, если только в игре не требовался кто-то на роль мужа, когда все остальные, более приемлемые роли в семейной иерархии уже были разобраны.

Первый месяц школьной жизни оказался не таким, как я мечтала. По большей части мне приходилось скучать над монотонными занятиями рисованием, делать какие-то поделки и вместе со всеми называть вслух цифры и буквы. Прошел примерно месяц, и тут учительница объявила, что каждому ученику предстоит встретиться со школьным социальным работником.

Ничего лучше и придумать было нельзя. Появилась возможность сделать то, что удавалось мне лучше всего: произвести впечатление на взрослого человека.

Мои одноклассники один за другим выходили вперед, и их уводила улыбающаяся женщина с длинными вьющимися русыми волосами. На ее лбу лежала челка, а остальные волосы были собраны в хвост, веером стоящий на макушке. Я не представляла, кто это и как ей удалось соорудить такую прическу, но не сомневалась, что мы отлично поладим.

В доме было так грязно, что я даже не знала, какого цвета наш ковер.

Пока мы вслух произносили буквы алфавита и слушали сказки про дружелюбных динозавров, я все время думала о предстоящей встрече. Мне казалось, что каждого вызванного ребенка сопровождают в некий эксклюзивный клуб. Клуб, где взрослые и дети общаются на равных. Клуб, где можно пить сколько угодно газировки и есть сколько угодно конфет. Клуб, куда меня еще не пригласили.

– Кимберли Миллер? – наконец раздался голос.

Я сразу же вскочила, но, чтобы не казаться слишком заинтересованной, неспешно подошла к двери.

– Кимберли Миллер – это я, – сказала я спокойно и оглянулась на одноклассников, чтобы убедиться, что на меня все смотрят.

На меня не смотрел никто.

В коридоре женщина с экзотической прической сказала, что ее зовут миссис Руссо, что она работает в нашей школе и хочет задать мне несколько вопросов.

– Хорошо?

Я планировала нечто другое, но все равно это было лучше, чем сказки про динозавров. Я сразу же начала использовать приемы из своего репертуара, чтобы понравиться этой женщине и подружиться с ней. Папа только что научил меня прекрасному слову «antidisestablishmentarianism» «движение за неразделение государства и церкви», и оно всегда производило потрясающее впечатление на взрослых. Я скажу это слово, а потом покажу приемы карате, которым только что научилась. А еще я смогу продемонстрировать, чему меня учили на уроках танцев. Тогда она скажет, что я умная и красивая, и это будет приятно.

Мы с миссис Руссо шли по той части школы, где я никогда раньше не была. Здесь учились большие дети, поэтому мне было страшновато. На стенах висели красивые, аккуратные рисунки – здешние дети овладели искусством раскрашивания лучше меня, а некоторые вообще рисовали без всяких контуров. Незнакомая обстановка и тот факт, что наш разговор все никак не начинался, стали меня пугать.

В конце концов мы пришли в небольшую комнату с серыми стенами. Миссис Руссо завела меня внутрь и села напротив за маленький детский стол. Она открыла папку и, словно по сигналу, снова улыбнулась.

Сидеть миссис Руссо было неудобно, приходилось поджимать колени. Но она справилась с этим неудобством и стала задавать мне вопросы, словно маленькой девочке. Знаю ли я свой адрес? Вовремя ли я ложусь спать? Есть ли у меня домашние животные?

Я отвечала, пытаясь дать на каждый вопрос побольше информации, чтобы наша беседа стала живее: «В моем квартале кого-то убили. Однажды у меня был маленький щенок. На Аляске ночь может длиться двадцать четыре часа, а эскимосы едят много жира, чтобы не мерзнуть зимой, но мама срезает жир с мяса, потому что мы не эскимосы». Миссис Руссо лишь улыбалась и задавала мне очередной дурацкий вопрос.

Попытки произвести на нее впечатление окончательно провалились. И тут возникла тема братьев и сестер.

– Да, у меня есть сестра. Ее зовут Шерил.

Миссис Руссо тут же принялась расспрашивать про Шерил. И чем больше она спрашивала, тем больше я рассказывала.

Я не знаю, сколько лет Шерил. По-моему, она еще младенец. Она часто лежит голенькая, потому что ей подходит только одно платьице, а на него претендуют моя плюшевая панда или один из коккер-спаниелей.