Никто не видел Мандей

– О чем он говорит? Разве я не запрещала тебе даже близко подходить к этому дому?

Я опустила голову, чтобы не встретиться с ней глазами.

– О чем ты думала?! – воскликнула она. – Что, если б с тобой тоже что-нибудь случилось? Ты считаешь, мы и так мало потеряли?

– Извини, мам, – пискнула я, мои губы дрожали.

– Он все еще у тебя? – спросила Вудс. – Тот дневник, о котором упоминала Эйприл?

– Да, мэм, – промямлила я.

– Иди и принеси его, – рявкнула мама. – Немедленно, Клодия Мэй!

От ее резкого тона я подскочила, бросилась в свою комнату и извлекла дневник из тайника.

Когда я вернулась, Карсон встал и достал из кармана большой полиэтиленовый пакет с герметичной застежкой.

– Спасибо, Клодия, – сказал он, расстегивая пакет. – А теперь, пожалуйста, положи его вот сюда.

Щелчок, с которым расправился пакет, вырвал меня из оцепенения. Я держала последнее, что осталось от моей лучшей подруги, от моей второй половинки. Единственный кусочек ее жизни, который у меня был, единственный способ узнать, какой была ее жизнь без меня. Парни, с которыми она целовалась, книги, которые она читала, занятия по плаванию, на которые она ходила…

Я крепко прижала дневник к груди.

– Вы потом отдадите его обратно?

Карсон плотно сжал губы и оглянулся на Вудс.

– Извини, Клодия, но мы обязаны оставить его у себя. Это улика.

– Но… – всхлипнула я, – я его еще не дочитала. Мне нужно… еще немного времени.

– Он нужен для расследования, Горошинка, – вмешался папа, вставая с дивана. – Ты должна отдать его им.

Из глаз потекли слезы, руки задрожали.

– Не могу! Это все, что от нее осталось! – Я повернулась к Карсону. – И вы мне ДОЛЖНЫ!

Он колебался, сжимая пакет; Вудс хмурилась, по очереди глядя на каждого из нас.

– Клодия, отдай им дневник, – велела мама.

– Нет! Это нечестно!

– Я уверен, что если б Мандей была здесь, она сказала бы то же самое, – вздохнул папа, положив руку мне на плечо. – Тут все нечестно.

Рыдания, скопившиеся в самой глубине моей груди, вырвались наружу.

– Пожалуйста, – выдохнула я между приступами плача, от которых мое тело сгибалось вдвое. – Пожалуйста… я не готова! Пожалуйста, папа!

Папа подхватил меня, когда я пошатнулась, колени подкосились, и я повисла на нем. Мама встала и заплакала вместе с нами. Так нам полагалось бы плакать на похоронах, вот только они казались чем-то ненастоящим. Но здесь, у нас дома, где мы с Мандей провели много часов, играя, смеясь и танцуя… здесь я должна была проститься с ней.

– Давай, Горошинка, – произнес папа, втянув носом воздух. – Пора.

Он взял меня за руку, в которой я сжимала дневник, и погладил по плечу. Мама поцеловала меня в щеку и прошептала:

– Я тебя люблю.

И я уронила дневник в подставленный пакет вместе со своим сердцем.

– Спасибо, Клодия, – сказал Карсон, запечатывая пакет. – Я знаю, как много значит для тебя эта вещь. Ты случайно ничего больше не забирала из того дома – ничего, что могло бы помочь нам выстроить дело?

Я подумала о книге «Цветы на чердаке», все еще спрятанной у меня под кроватью, и моя спина превратилась в бетонную стену.

– Нет, ничего.

* * *

Мисс Кларк ахнула, когда я вошла в кабинет школьной администрации на сорок минут позже начала занятий.

– Клодия, я… э-э… – начала она, но умолкла; глаза ее наполнились слезами. Все остальные присутствующие замерли.

В кабинет вбежал мистер Хилл, за ним следовал директор.

– Клодия, что ты… Я имею в виду, мы не ждали тебя сегодня. Твой отец звонил и сообщил, что ты некоторое время не сможешь ходить в школу. Как ты себя чувствуешь?

Я пожала плечами; школьная форма свободно свисала с них, потому что я несколько недель не могла заставить себя поесть.

– Мне нужна записка об опоздании, – пробормотала я.

– Да, да, конечно, – засуетился мистер Хилл, коротко кивнув мисс Кларк. – Тебя проводить в класс?

Он быстро вывел меня из кабинета, как будто сам мой вид вызывал у всех слезы; потом проводил меня от моего шкафчика к кабинету английского языка, на первый урок. По пути он непрестанно рассыпа́лся в обещаниях, что поговорит с другими учителями насчет моих оценок, домашнего задания и экзаменов. Еще не дойдя до класса, я уже жалела о том, что пришла в школу – только ради того, чтобы выбраться из дома, пока мама и папа на работе. Тишина была невыносимой.

Весь день мне в спину летели шепотки, словно брошенные камешки.

«Это Клодия. Она была лучшей подругой той девушки, которую нашли в морозильнике».

* * *

Очередь за обедом вилась по всему периметру столовой. Собственные движения казались мне механическими и шаткими – точно так же Мандей брела по школе много месяцев назад. «Иди домой, – думала я снова и снова. – Ты здесь чужая».

Надо мной мигала испорченная лампа. Этот звук словно перенес меня из школьной столовой в тот дом. Я почти ощущала запах пыльного матраса, слышала смех миссис Чарльз, чувствовала, как я падаю из окна.

БЗ-З-З-З-З.

Тяжелая рука опустилась мне на плечо. Тревор ухмылялся, позади него стоял Карл; их улыбки не сулили ничего хорошего.

– Приве-е-ет, Клодия! Как дела?

Волосы на затылке встали дыбом. Эти парни весь год не разговаривали со мной, так что им нужно теперь?