Никто не выйдет отсюда живым

6 декабря Джим позвонил по телефону, который дал ему Джек Холзман, и поговорил со звукоинженером, который создавал студию “Elektra”.

– Послезавтра у меня день рождения, – сказал ему Джим, – и я хотел бы записать на плёнку стихи.

8го они были в “Village Recorders”, в двух кварталах от бара, куда Джим частенько заглядывал, учась в УКЛА – “Lucky U”. Прежде, чем войти в студию, он выпил с Фрэнком и Кэти, Аланом Ронеем и шведкой. Когда же они добрались до студии, звукоинженер вручил Джиму бутылку ирландского виски. Джим начал читать стихи и пить.

Как и его “Американская молитва”, большая часть того, что Джим начитал в тот вечер, напоминала по форме заклинания. Четыре часа Джим листал толстую стопу аккуратно отпечатанных листов бумаги, становясь всё более и более пьяным.

Окрылённый этой записью, Джим снова согласился на выступления в Далласе в пятницу 11 декабря и в Новом Орлеане на следующий день.

В Далласе был триумф. За этот единственный вечер “Doors” и Джим доказали себе и своим оппонентам, что они были ещё очень даже в силе, чтобы списывать их со счетов. Они продали билеты на два концерта в шеститысячном зале, и после каждого концерта дважды выходили на бис. Джим был в хорошем настроении, а группа выглядела собранной и сильной. Они представили восхищённой публике “Едущих в грозу”. После второго концерта за кулисами четверо “Doors” провозглашали тосты за успешное возвращение.

Новый Орлеан, тем не менее, оказался трагедией. Если Даллас был хорош, то Новый Орлеан стал концом. Тем вечером Рэй видел, как Джима покинула его душа. “Все, кто был там, это видели, парень. Примерно в середине выступления он растерял всю свою энергию. Он повис на микрофоне, и энергия просто выскользнула. Вы действительно могли видеть, как душа покинула его. Он был истощён”. Будто бросая вызов своей слабости, Джим поднял микрофонную стойку и ещё раз ударил ею о сцену, ещё, ещё и ещё, пока, наконец, не послышался звук треснувшей древесины. Он бросил стойку в оглушённую аудиторию, повернулся, упал на барабанную установку и сел там неподвижно.

Вчетвером “Doors” никогда больше не выступали.

По возвращении в Лос-Анджелес состояние Джима улучшилось, после того, как вернулась из Парижа и Памела. Ей было приятно узнать, что Джим в её отсутствие немного сошёл с ума, но она говорила друзьям, что и у неё не всё было гладко. Она говорила, что была рада вернуться на Нортон Авеню, даже при том, что Джим всё ещё оставался в “Chateau”. Как он говорил, ему нужно было место для деловых встреч. Памела знала, что довольно скоро Джим вернётся и в её постель, и за её стол.

Когда за несколько дней до Рождества Джим явился в офис “Doors”, Кэти Лишьяндро, жена Фрэнка и секретарь “Doors”, сказала, что на столе его ждёт записка.

Записка и в самом деле была. “Я в городе, – прочитал он. – Позвони мне. Патриция”. Записка была приколота к столу ножом.

Джим не видел Патрицию Кеннели после Майами, и не приехал поддержать её, когда она делала аборт. Она оставила номер телефона Дайаны Гардинер, бывшей журналистки “Doors”. Джим узнал этот номер, потому что Памела жила этажом выше Дайаны и, не имея собственного телефона, пользовалась телефоном Дайаны. Патриция остановилась у Дайаны.

Джим позвонил через полчаса. “Doors” решили записывать альбом в репетиционной комнате под офисом, и Джим пригласил Патрицию на запись. Она отказалась, заметив, что запись ей скучна, а почему бы ему не зайти к ней? Он сказал, что придёт, но не пришёл.

Через четыре дня, на Рождество, Патриция сняла трубку телефона Дайаны, звонили Памеле. Патриция решила подняться к Памеле. Она достаточно долго избегала конфронтации. Патриция мельком видела Памелу на вечеринке в гостинице “Hilton” в Нью-Йорке, и после того, как Памела поговорила по телефону, у них начался свой разговор. Памела была уже очень под кайфом, так что Патриция курила за компанию довольномного травы, используя полдюжины наркотиков. Они пили вино и говорили около трёх часов. Не возникало болезненных ощущений, и не было противостояния. Памела сказала Патриции, что они с Джимом не были в действительности женаты – это она редко себе позволяла, разве что близким друзьям, называя себя миссис Моррисон, даже когда звонила в офис “Doors”. Патриция рассказала Памеле про аборт, но не упомянула о колдовской свадьбе.

О, здорово, – сказала Памела, – это замечательно. – Она сделала паузу. – Но было бы даже ещё замечательнее, если бы ты любила Джима достаточно, чтобы иметь ребёнка.

Патриция отрезала:

Я предпочитаю думать, что я любила Джима, себя и этого ребёнка достаточно для того, чтобы не иметь его.

Да, но если бы у тебя был ребёнок, ты могла бы уехать и жить в деревне. Конечно, Джим никогда не стал бы посылать тебе никаких денег, потому что в этом случае он…

Послышался лай Сэйдж, собаки Памелы. Джим возвращался с прогулки. Патриция вытянулась, а Памела смертельно побледнела, рванувшись наружу, чтобы встретить его со словами:

Джим, Джим, не ходи туда. Не ходи туда. Это только Дайана…